Специальные переселенческие операции. Зачем они нужны империи и ее крепким хозяйственникам?

Николай Федорович Бугай в книге «Проблема территорий в условиях вынужденных переселений ХХI века» стремится написать полную историю советских вынужденных переселений — депортаций. В то время как О. Т. — авторка этого анализа — разбирает имперское мышление Бугая, влияющее на его оценку переселений и их последствий.

Действительно ли депортации повышали «биологическую продуктивность территорий» в «экстремальных условиях»? И если так, то можно ли этим оправдать вынужденные переселения?

1. Что такое вынужденные переселения и почему нужно изучать их историю?

В 2018 году российский историк Николай Федорович Бугай опубликовал книгу «Проблема территорий в условиях принудительных переселений ХХ века: Теория, практика». Книга рассказывает о советских депортациях и их последствиях. В отличие от многих работ по теме, это исследование не фокусируется на людях одной этничности, которые были вынуждены по указу государства сменить место проживания, но стремится начертить всю карту принудительных переселений внутри Советского Союза. Какие группы подверглись депортациям? Кто затем был вынужден переехать, чтобы занять опустевшие земли? Как реабилитированные потомки переселенцев возвращались на территории, уже занятые другими группами?

Вынужденные переселения были и остаются процессом, который сопровождает многие значимые исторические события. Скорее, даже не процессом, а политическим инструментом. Вынужденные переселения редко бывают полностью спонтанными. Например, украинцы, которые бежали и бегут от российской военной агрессии, оказываются встроенными в специально организованную международную логистику, будь то российские фильтрационные лагеря или европейские программы координации беженцев.

Часто государства или международные организации не просто реагируют на миграционные потоки, а сами инициируют их. Например, в 1923 году Лига Наций спроектировала греко-турецкий обмен населением, под действие соглашения попали около двух миллионов человек: мусульмане с греческой территории были отправлены в Турецкую республику, а греки с турецкой территории переселены в Грецию. Летом 1945 года СССР, США и Великобритания во время Потсдамской конференции договорились о выселении немцев с территорий нескольких европейских стран: около семи миллионов человек отправились из Венгрии, Польши, Чехословакии во временные оккупационные зоны на бывшей нацистской территории.

Советская власть называла переселения «плановыми». Приведенные в книге Бугая источники — государственные указы и отчеты комиссий, ответственных за их выполнение, — позволяют составить представление о том, как именно государство планировало депортации. Но еще больше, чем о советской истории, книга сообщает о современном российском имперском проекте.

Николай Федорович Бугай на рубеже 1990-х и 2000-х работал руководителем департамента по делам депортированных и репрессированных народов, а также департамента по делам национальностей в Правительстве РФ. Сейчас он занимается академической работой в Институте истории РАН.

Глядя на историю его глазами, мы можем узнать, как российское государство соотносит себя со своими историческими предшественниками — Советским Союзом и Российской империей. И главное, какую политику планирует проводить в будущем (спойлер: в книге 2018 года сообщается, что «необходимо принятие новой Конституции России»).

2. Как и зачем имперский дискурс оправдывает советские принудительные переселения?

«Решение земельной проблемы применительно к этническим общностям, претерпевшим в 1920–1950-е годы деструктивное воздействие со стороны государства, способствовало повсеместно достижению мира, стабильности межэтнических отношений». Эту запутанную мысль из аннотации книги Бугай повторяет на разные лады в ходе всего исследования, и в ней действительно упакована вся логика его взглядов. Чтобы ее осмыслить, нужно восстановить хронологию.

Первая мысль Бугая: в 1920–1950-е годы некоторые этнические общности претерпели деструктивное воздействие со стороны государства. Так это ведь осуждение принудительных переселений, а не оправдание? Да, но есть нюанс.

Бугай критикует депортации в первую очередь по причине их негативного влияния на «биологическую продуктивность территорий». Когда «этническая общность» вынуждена уехать с привычного места проживания на территорию с другими природными особенностями, вероятно снижение хозяйственной эффективности: могут не сработать привычные технологии обработки земли, выпаса скота и т. п. Более того, «освобожденные» (так Бугай называет их в книге) территории вовсе выпадают из хозяйственного оборота, если только не запустить вторую волну принудительных переселений для решения этой проблемы. Но и новым переселенцам потребуется время, чтобы освоиться на новой земле. Так депортации шаг за шагом снижают эффективность агросектора, а следовательно, и в целом экономическую мощь государства.

Вторая мысль Бугая: государство решало земельную проблему применительно к этническим общностям, которые ранее претерпели деструктивное воздействие. В 1950-е и 1990-е государство действительно инициировало реабилитацию депортированных народов. Реабилитация могла подразумевать:

• снятие запрета на проживание на любой выбранной территории, а не определенной государством;
• государственные программы возвращения на места, откуда начинались депортации;
• создание или восстановление автономных образований, вплоть до автономных республик (АССР).

Следующая волна реабилитаций развернулась в 1991 году с появлением закона «О реабилитации репрессированных народов». Однако уже в 1995 году президент Ельцин указом № 948 наложил на часть этого закона двадцатилетний мораторий, который касался в первую очередь статьи 6: «Территориальная реабилитация репрессированных народов предусматривает осуществление на основе их волеизъявления правовых и организационных мероприятий по восстановлению национально-территориальных границ, существовавших до их антиконституционного насильственного изменения». Таким образом, многие реабилитационные процессы оказались заморожены.

Третья мысль Бугая: благодаря решению земельной проблемы этнические общности, которые претерпели деструктивное воздействие, теперь живут в мире, межэтнические отношения стабильны. Утверждение явно противоречит реальности.

В целом Бугай выстраивает логику, согласно которой государство совершило ошибку, но признало вину, исправляет последствия и даже заслуживает прощения. Причина прощения — «экстремальные условия», на фоне которых происходили переселения. Бугай изображает депортацию как одну из государственных мер в ходе всеобщей мобилизации для противостояния нацистской агрессии. Рассказывая о депортациях в 1920–1930-е годы, он также подчеркивает, что меры коснулись этнических общностей на приграничных территориях. Тут, впрочем, тоже есть логический финт. Первую волну депортаций Бугай осуждает резко, но затем выставляет именно ее последствия еще одним фактором, вынудившим государство запустить волну принудительных переселений во время Второй мировой войны, чтобы обеспечить армию и всех граждан пропитанием.

Логику, опробованную исторически, Бугай переносит на текущее положение дел. Во введении и заключении он перечисляет силы, которые угрожают государственной безопасности России сейчас (с особым акцентом на Грузии и Украине). Параллельно обращается к ключевой мысли: в экстремальные времена допустимы экстремальные меры, ведь главная задача государства — обеспечить не равную социальную защищенность и политические права граждан, а «биологическую продуктивность территорий».

3. Как используется понятие «межэтнические конфликты» и зачем государству программа «губернизации»?

Реабилитация — право на полное или частичное возвращение этнических общностей в места, откуда они были депортированы, — привела к конфликтам. Депортированные или их потомки приезжали в дома или на участки, которые государство прежде уже передало другим переселенцам. В одних случаях государство требовало освободить землю и передать вернувшимся, в других — обязывалось само предоставить вернувшимся новые участки и кредиты на строительство жилья. Невозможность вернуться в дом, необходимость оставить дом, а также затягивание государством выдачи новых земель приводили к открытому выражению несогласия. По всей стране происходили так называемые самозахваты (или самовозвраты) — не оформленное юридически присвоение земли или домов, оставленных, чужих, иногда принадлежавших ранее самим «самозахватчикам». Самозахваты были и остаются одной из самых заметных практик сопротивления государственной территориальной политике.

Конфликты, многие из которых описываются как «межэтнические», часто проистекают из советской депортационной, а позже российской национальной политики.

Напряжение между этничностями иногда представляется как «врожденное», что позволяет государству пренебрегать работой с историей насилия. Политика «исправления ошибок», попытка буквального оборачивания истории вспять во многом привели к новым конфликтам. Кроме волн переселения, многие также были затронуты частым перераспределением территорий между областями и республиками в составе СССР.

Возможно ли не повторять ошибок советской и ранней постсоветской политики? По мнению Бугая — да (хотя не будем забывать, что любые экстремальные меры со стороны государства он оправдывает).

Бугай предлагает конкретный политический проект территориального переустройства России. Ключевой ошибкой Советского Союза, которую сегодня стоит исправить, он считает образование национально-территориальных автономий. Именно они, по его мнению, являются источником пограничных и внутренних сепаратистских настроений. Поэтому Бугай предлагает «губернизировать» Россию — уравнять все федеральные субъекты в статусе, то есть понизить статус республик до края или области. Поскольку Конституцию, предсказанную в 2018 году, уже приняли, вскоре, вслед за уничтожением института президентства в республиках, мы можем увидеть и новые шаги в сторону «губернизации».

В конце концов, тому есть и историческое обоснование. Обращаясь непосредственно к истории Российской империи, Бугай пишет, что российская государственность «никогда не строилась на базе этнического принципа». «Русские — это не этническая, но этатистская общность». А этатизм, согласно «Краткому политическому словарю», «рассматривает государство как высший результат и цель общественного развития». Кто русские — с ними бог, перед ними государство.

4. Чего не хватает в книге, чтобы составить более полное представление об истории принудительных переселений?

Устной истории.

«Проблема территорий…» основана почти исключительно на источниках из государственных архивов. Среди них есть некоторые тексты, написанные «снизу» и рассказывающие о повседневности, но и они адресованы государству, как правило, это запросы активистов. К устной истории, интервью, эго-документам и т. п. Бугай не обращается. Таким образом, книга совершенно не дает представления об опыте проживания депортации и реабилитации, а также фактически не относится к архивным источникам критически.

Критической истории казачества.

Казачеству посвящен всего один раздел в последней главе основной части книги. Но упоминаниями казаков, советских репрессий в их отношении, функционирующих сейчас казачьих организаций и административных единиц (Кубанского казачьего войска, Терского казачьего войска, Всевеликого войска Донского) полны и другие разделы.

Согласно закону «О реабилитации репрессированных народов» (1991), казаки относятся к «народам» («нациям, народностям или этническим группам и иным исторически сложившимся культурно-этническим общностям людей»), которые были подвергнуты репрессиям. Бугай, однако, неоднократно использует факты репрессий в отношении казачества для аргументации ущерба русскому населению в ходе депортаций.

Более уместным было бы тройное различение: не только между казаками и русскими, но также между нынешним казачеством и историческими казачьими общностями. Специалист по современному казачеству Сергей Маркедонов в материале «Холода» о борьбе регионов за автономию в 1990-е объясняет: «Современные казаки — это скорее неоказачество, которое почти не имеет преемственности с дореволюционным казачьим укладом. Прежние казачьи регионы давно разделены между разными субъектами, и специфические традиции несения военной службы и землепользования, на которых держалась казачья община, разумеется, не сохранились».

Адекватного анализа зарубежной литературы.

Бугай ссылается на некоторые зарубежные исследования, однако их выбор выглядит случайным, а в оформлении ссылок на многие из них допущены такие ошибки в англоязычных и немецкоязычных (как минимум) названиях, которые свойственны людям, не знающим языка.

Интерес, однако, представляет упоминание в финале книги идеи немецкого профессора Яна Эгберта об «этнотерриториальных корпорациях». Бугай никак не комментирует эту идею, но приводит ее как вариант ответа на вопрос о возможном будущем территориальной политики, в том числе и на тех территориях, которые исследованы в книге. А вот как сам Эгберт объясняет, что такое «этнотерриториальные корпорации»:

«Если мы не хотим, чтобы в будущем Европа была одноязычной, моноэтничной, то есть, по всей видимости, подверженной англомании, и чтобы спустя несколько веков весь мир стал таким же, должны быть созданы структуры, задача которых не уничтожать этническое разнообразие, а поддерживать его и способствовать происходящим вследствие миграции и ассимиляции постоянным изменениям этносов. Согласно одной из точек зрения, в таком случае во всех странах этнические большинства сменятся активными меньшинствами, в национальных государствах возникнет сильная диаспора. Вместо территориальных национальных государств (независимых, федеративных и автономных) возникнут этнонациональные корпорации, аналогичные религиозным общностям, не имеющим своей собственной территории. Мне кажется, в долгосрочной перспективе это может стать — при необходимости — решением вопроса языковых культур. Многое свидетельствует о том, что гибридное этнонациональное государство имеет долгое будущее. Политические большинства будут, возможно, заботиться о том, чтобы ограничить поток иммигрантов, чтобы этническое большинство не стало меньшинством. Это значит, что в Европе не будет ни однонациональных, ни многонациональных государств, а будут лишь гибридные этнонациональные государства. Единственное государство в Европе, которое в настоящее время таковым не является, — это Босния и Герцеговина. Но она до сих пор еще не стала настоящим государством».

Эгберт с начала 2000-х занимается историей европейских национализмов, а также связи национализма и демократии. На русском доступны трехтомник «Национализм в поздне- и посткоммунистической Европе» под его редакцией, а также сборник его лекций «Спорные политические вопросы с точки зрения современной истории». Может быть, сейчас самое время их тоже перечитать (ну, или прочитать) в деколониальной перспективе.

***

Слышали, как о новых министрах, губернаторах, других государственных функционерах говорят: «Крепкий хозяйственник»? Книга Бугая дает понять и почувствовать, как устроено мышление российских крепких хозяйственников: оно отталкивается от количественных показателей в области демографии и производства (количество проживающих на территории, размеры земельных участков, объем сельхозпродукции, количество скота и т. п.). «Проблема территорий…» полна цифр и таблиц, которые демонстрируют ту самую «биологическую продуктивность» (или непродуктивность) земли. Если государство думает так, то в людях и вообще во всем, что есть на территории, оно видит инструмент для наращивания и демонстрации собственной экономической мощи — с помощью разных специальных операций, будь то военных или переселенческих.

5. Какую еще информацию об имперском проекте и мышлении можно найти в книге Бугая?

Этот раздел не похож на предыдущие — он предлагает не критический пересказ книги Бугая, а путеводитель по его 500-страничному исследованию, насыщенному фактами и ссылками. Путеводитель предназначен для тех, кто захочет самостоятельно найти в книге имперские взгляды на конкретный случай депортаций и зацепки к истории сопротивления или же погрузиться в правовые и экономические детали. На что ссылается, с кем спорит, кого поддерживает Бугай?

Правовая база российского территориального устройства

• Статьи 65–67 Конституции РФ в главе 3 («Федеративное устройство»).
• Закон «О реабилитации репрессированных народов» 1991 года.
• «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации до 2025 года» 2012 года.
• В каждом разделе книги (см. ниже) даны также ссылки на правовую базу по отдельным случаям переселений.
• Подробная характеристика источников по советской правовой базе дана на сс. 93–94.

Программные идеологические тексты

• Юрий Жуков. Мина под государство. Литературная газета, 2012. Часть 1, часть 2.
• Статьи Сергея Шахрая, одного из авторов Конституции РФ и идеолога «губернизации», о российском федерализме.
• Марианна Фадеичева. Человек в этнополитике. Концепция этнонационального бытия. Екатеринбург: УрО РАН, 2003. На эту книгу ссылается Бугай; она недоступна онлайн, но можно почитать статьи Фадеичевой, например эту.

Исследователи, на чьих методологических разработках основывается книга

От «территориальной феноменологии» до «семиосферы нации».

• Имперский историк и географ Лев Мечников, его советские последователи Анатолий Чистобаев, Михаил Шарыгин, Анатолий Ремнев, их идеи «общественно-географического синтеза», внимание к «социально-географическим проблемам взаимодействия общества и природы: географическому разделения труда и пространственной организации общества».
• Географ Владимир Каганский. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: Новое литературное обозрение, 2001. Интересная цитата из диссертации Каганского, которую приводит сам Бугай: «Логика административного подчинения противоречит естественной логике территориальных отношений (соседства, смыслового единства ландшафта) и превалирует над ней».
• Философ Михаил Тимофеев. Нациосфера: Опыт анализа семиосферы наций. Иваново: Иван. гос. ун-т, 2005.
• Политолог Олег Подвинцев. Постимперская адаптация консерватизма: Дисс. докт. полит. наук. Пермь, 2002. Также его коллега по Пермскому университету политолог Константин Сулимов (Бугай вообще пишет о «пермской школе» в изучении «территориального фактора»).

Проекты альтернативного территориального устройства, которые не стали реальностью

• Проекты деления СССР на «штаты» во время руководства Андропова (1980-е). Подробнее здесь и здесь.
• Проект инженера Александрова по делению СССР на экономические области, а не на союзные и автономные республики и области (1920-е). Подробнее.

Исследователи советской, российской истории и национальной политики, на которых комплиментарно ссылается Бугай

• Тишков В. А. Социальное и национальное в историко-антропологической перспективе // Вопросы философии. 1990. № 2. С. 5–15.

• Празаускас А. А. Слагаемые государственного единства // Pro et contra. 1997. № 2. С. 23.

• Здравомыслов А. Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. 2-е изд. М., 1999. 286 с.

• Шамба Т. М. Право наций на самоопределение и территориальную целостность государства // Стешенко Л. А. Многонациональная Россия: государственно-правовое развитие Х–ХХI вв. М., 2002. С. 183.

• Фадеичева М. А. Человек в этнополитике. Концепция этнонационального бытия. Екатеринбург, 2003. 248 с.

• Чеботарева В. Г. Наркомнац РСФСР: свет и тени национальной политики. 1917–1924 гг. М., 2003. С. 266.

• Аманжолова Д. А. Сталинизм в национальной политике: некоторые вопросы историографии. Историография сталинизма. Сборник статей / ред. П. А. Симония. М., 2007.

• Кузин А. Т. Исторические судьбы сахалинских корейцев. Кн. 1. Южно-Сахалинск, 2009. С. 232.

А также сообщество «Изборский клуб» под председательством Александра Проханова при участии «общественных деятелей государственно-патриотической направленности» и их конференции.

Лидеры антиимперских движений, заметные восстания или протесты в других формах

Каждая глава книги Бугая, кроме двух вводных и заключительной, организована как набор разделов, названных либо по этническим общностям, либо по территориальным единицам. Многие из них содержат имена лидеров движений сопротивления, названия антиимперских объединений, истории отдельных протестов. Я привожу списки разделов в каждой главе, чтобы вы могли погрузиться в интересующий вас случай самостоятельно.