Звучащий şifr

Действие этой старинной легенды, записанной этномузыковедом Махмутом Нигмедзяновым «из редкого источника»², происходит во время одной из битв у стен осажденной Казани. Именно падение Казанского ханства в 1552 году откроет московитам дальнейший путь по реке ИдельИдель, Итиль — тюркское название крупной реки в европейской части Северной Евразии. Другие варианты написания: Идел (тат.), Иҙел (башк.) и Волга (рус.)., важнейшемуСм., напр., Волжский торговый путь. связующему звену между Востоком и Западом. Исторически оказавшись между двумя географиями, татарская и башкирская культурыРазговор об их историях и культурах Татарстана и Башкортостана в связке обусловлен тесным многовековым географическим соседством, результатом которого стали многочисленные процессы языковой и культурной диффузии (взаимопроникновения). На обозначенных выше землях также проживает множество других этничностей. часто описываются с позиций «места на карте» — прежде всего как некие инструменты для «объединения», «симбиоза» территорий, «соприкосновения Европы и Азии»Цитата с официального сайта Республики Татарстан: «Территория Татарстана — место соприкосновения Европы и Азии, регион духовно-культурного симбиоза Востока и Запада. Столица республики оказалась на перекрестке разных дорог, а вместе с тем и различных культур. Герцен писал: „Казань — главный караван-сарай по пути идей европейских в Азию и характера азиатского в Европу“».. И пока двунаправленный, расфокусированный взгляд колонизатора пытается разглядеть контуры придуманного им самим пространства, музыкальная культура башҡорттар и татарларБашкортов и татар (башк. и тат.). Здесь и далее в тексте вместо русского этнонима «башкиры» используется эндоэтноним (самоназвание, которое используют сами представители этничности). использует свой опыт колониального насилия для зашифровки послания, направленного внутрь. Речь в этом послании также идет об «объединении», но уже с совсем другими целями. Женщина средних лет крепко сжимает в руке микрофон портативного громкоговорителя, энергично, четко и по слогам пропевая под аккомпанемент баяна: «Татарлар, берләшегез!»«Татары, объединяйтесь» (тат.).Татарлар, собравшиеся на площади в ходе одного из митингов за независимость Татарстана в 1992 году, подхватывают: «Азатлык!Свобода (тат.). Азатлык!»

Легенду о патше можно интерпретировать как угодно, например, с позиций европоцентричного представления о музыке как о некоем «универсальном»Например, «настоящим универсальным языком, который понимается всюду»3, музыку называет Шопенгауэр. С этой точкой зрения не соглашается антропологи:ня и композитор:ка Терре Тэмлиц, приводя в качестве примера хаус-музыку, изначально появившуюся в небелых, квирных, ВИЧ-позитивных сообществах, среди прочих. Исследователь:ница говорит, что смыслы, окружавшие этот жанр тогда, были утеряны после развития онлайн-платформ дистрибуции. Более широкое распространение хаус-музыки изменило контекст ее существования. А вместе с тем и смыслы, ее окружающие. Согласно Тэмлиц, музыка не универсальна и сильно зависит от контекста. языке. Но она все равно будет рассказывать об осаде Казани.

«Музыка и песни уральских мусульман»

Анализ музыкальных культур тюрков Идели и Урала с позиций западной теории позволяет применить идею «симбиоза», пожалуй, лишь в единственном случае — когда речь идет об истории их становления. Так, музыкально-поэтическая традиция татар и башкортов сформировалась в процессе многовекового культурного обмена с язычеством, тенгрианством, исламом. Это легко заметить, анализируя исполнительские техники«Разновидности тенгрианства и шаманизма прослеживаются не только в использовании специфичных музыкальных орудий, но и в таком традиционном виде вокально-инструментального музицирования, как „узляу“ — искусство горлового двухголосного пения»4., музыкальные инструментыНапример, кубыз — тюркский щипковый инструмент, разновидность варгана. и методы композиции. Об этом пишет, например, исследовательница татарской музыки Фарида Салитова, выделяя главные элементы, придающие «самобытность»«На этой основе начинала складываться музыкальная культура, которая, вобрав в себя черты древнейших традиций, вставала на самобытный путь развития»5.: монодиюОдноголосие. и пентатоникуСистема музыкальных рядов, лад, состоящий из пяти нот, находящихся в пределах одной октавы.. Вместе с этим между двумя культурами существуют и значительные различия, связанные, например, с географическим положением и конфессиональными традициями. Более того, башкорты и татары, кряшены, мишари, тептяри и нагайбаки, казанские, астраханские, сибирские татары — все они обладают собственными специфическими музыкальными особенностями. Так, особую роль в культуре башҡорттар играет курайСуществует и татарский курай, так называют различные виды свистковых флейт и некрупных духовых инструментов. Но именно у башкортов курай является одним из ключевых инструментов, а также важным культурным символом: так, стилизованное изображение цветка курая располагается на государственном флаге и гербе Республики Башкортостан. — духовой инструмент, который изготавливается из высушенного полого стебля одноименногоВ науке — Урал ҡырлы ҡурайы (башк.), или реброплодник уральский. растения, произрастающего в местах расселения башкортов.

Плоды анализа культур условного Востока с позиций условного Запада нуждаются в критическом подходе. В большинстве этнографических текстов, опубликованных в период существования Российской империи, встречается множество неверных наблюдений и выводов, которые и в наши дни продолжают цитироваться без деколониальной критики, даже несмотря на то, что порой сами авторы указывают на собственные методологические ограничения.

«Установление тональности инородческих мелодий — вопрос сложный и недостаточно еще выясненный и во всяком случае не может производиться по приемам западноевропейской музыкальной теории»⁶, — признается в ограничениях своего метода «основоположник башкирской музыкальной этнографии»⁷ и потомок русских поселенцев Сергей Рыбаков. Родившись в 1867 году в Самаре в семье статского советника (по совместительству кандидата богословия), он получает достойное образование в Санкт-Петербурге: сначала оканчивает историко-филологический факультет, затем прослушивает курс по теории композиции в консерватории. В возрасте 24 лет, уже будучи сотрудником Императорского Русского географического общества, Рыбаков едет в свою первую этнографическую экспедицию на Южный Урал с целью документации местного фольклораВ своих первых экспедициях Рыбаков собирал не только музыкальные произведения, но и легенды, сказания, пословицы, поговорки, сказки, гадания и т.д.. В 1897 году, после публикации нескольких статей по следам собранного материала, он наконец издает свой magnum opus — книгу «Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта», которая, в свою очередь, приносит ему славу главного российского специалиста по музыкальной культуре тюрковВ порядке упоминания в тексте рукописи — башкортов, татар, тептярей и нагайбаков. Принадлежность тептярей к тюркам остается дискуссионным вопросом. Идели и Урала.

Несмотря на традиционные для российских этнографических исследований этого периода особенности — цивилизаторское мессианствоИз предисловия: «Несомненно, на первом плане должно быть поставлено изучение родного русского народа, но волею судеб России предназначено внести и в среду народностей востока просвещение и христианскую культуру. Но чтобы успешнее быть носителями просвещения, нам необходимо близко и хорошо познакомиться с жизнью восточных народностей: сила вещей невольно все теснее сближает нас с инородцами, и даже центр наших культурных и государственных интересов все более склоняется в сторону Азии, востока, где в настоящее время подготовляется, может быть, с ростом русской культуры новая великая сцена для мировой работы человечества. На востоке, и притом русском востоке, зреют великие задачи, великие дела для будущего человечества»8., эссенциалистское высокомериеО башҡорттар: «Общий вывод относительно рассматриваемого нами народа тот, что народ этот более художник, чем жизненный практик, в известной степени чувствующий и думающий, чуткий к поэзии окружающей его природы Урала, но не делающий жизненных успехов и неспособный отстаивать собственное благополучие»9. и местами неприкрытую брезгливостьО быте башкортов: «Срубы внутри были совсем темные и черные, закоптелые, так что большого удовольствия не было бы пребывать в них»10. в отношении быта «примитивных народностей»¹¹, — данный труд интересен, как бы противоречиво это ни звучало, именно из-за большого количества неверной информации, допущенных ошибок и неточностей. Логику этих неточностей описывает башкирский прозаик и фольклорист Газим Шафиков, цитируя запись Рыбакова о герое песни «Кахым-туря»: «Кахым-туря был полковым командиром башкирского войска, в начале своего существования отличался расторопностью и ловкостью в деятельности; по зависти его отравили сулемой»¹². Шафиков справедливо замечает, что история гибели Кахыма-туря отличается от той, которую записал русский этнограф: «Он был умышленно отравлен в городе Владимире, по пути домой. Отравили молодого башкирского военачальника царские сатрапы, боявшиеся воинства победителей, которые могут, вернувшись на родину, поднять новое восстание против русского самодержавия»¹³.

Доподлинно не известно, почему Рыбаков допускает так много ошибок. В исследованиях его трудов выдвигается целый ряд предположений: от дипломатичных замечаний, что «исследование этнической культуры — длительный и очень деликатный процесс, требующий особого исследовательского подхода»¹⁴, до более резких выводов, что русский этнограф не знал «ни языка, ни быта, ни обычаев»¹⁵ этничностей, изучением которых он занимался. Некоторые подсказки также можно найти в самом тексте монографии: «Башкиры оказались очень нелюдимы и так недоверчиво и молча смотрели на нас; на повторенную просьбу остановиться в избе хозяин угрюмо ответил отказом; то же повторилось у другого сруба»¹⁶.

Это невозможно сказать

Тюрки Идели и Урала едва ли встретили приход «русского мира» с гостеприимным дружелюбием; с середины XVI века начинается упадок их культур. Запрет на расселение в важных географических точках региона, неподъемные налоги, закрытие медресе и мечетей, унижение представителей мусульманского духовенства и показательные казни знати, строительство крепостей и острогов, насильственная русификация, христианизация и отъем земли — все эти решения вызывают череду кровавых бунтов и восстаний. Невиданная прежде жестокость сопровождается столь же беспощадной цензурой. «...Царские карательные органы под страхом смерти запрещали даже упоминать его имя»¹⁷, — пишет Газим Шафиков о Салавате Юлаеве, революционере, поэте и национальном герое башҡорттар.

Но устно распространяемые истории ускользают от репрессивного аппарата империи. Так, пытаясь сохранить память о башкирских восстаниях XVII–XVIII веков, местные сэсэныСәсән (башк.), чичән (тат.) — поэт, певец-импровизатор. создают обширный корпус поэм и песен, в которых восстанавливаются исторические события и воспеваются народные герои — не только Салават, но и Батырша, Карасакал, Буранбай и другие. В свою очередь, вопреки запретам царской администрации на издание татарских книг, газет и открытие татарских школ период конца XIX и начала XX века становится эпохой расцвета новой музыкально-поэтической культуры татарлар¹⁸. Взяв в качестве основы стихи поэта Габдуллы Тукая, татары сочиняют популярные песни революции 1905–1907 годов: «Беренче сада»«Первый плач» (тат.)., «Икенче сада»«Второй плач» (тат.)., «Шəкертлəр җыры»«Песнь шакиртов» (тат.)., «Мусульманскую „Марсельезу“». Так ситуация невозможности высказывания становится фундаментом для появления новых инструментов проработки колониальной травмы.

Конечно, современное отношение Москвы к Татарстану и Башкортостану нельзя сравнить с насилием, пережитым татарлар и башҡорттар в XVI–XIX веках. Это, впрочем, не мешает Кремлю сохранять и переизобретать некоторые из успешно освоенных в прошлом инструментов, например репрессивную языковую политику. В противовес отмене обязательного изучения родных языков в школах и прочим колониальным инструментам культурной ассимиляции само использование языка становится важным символом борьбы за свою идентичность. Это заметно по современной музыкальной сцене Татарстана, где представительство русского и английского языков все еще велико, но уже не так подавляюще, как, например, в начале 2010-х. Конечно, не все тексты, написанные на татарском, представляют из себя открытый протест или «прославление» родной культуры — это все еще живой, функциональный язык, который в том или ином виде присутствует во всех сферах деятельности житель:ниц Республики Татарстан. Но сама репрезентация татарского языка в публичной сфере уже часто воспринимается татарскоговорящим сообществом как желание внести вклад в его сохранение.

Так в 2020 году определенной частью этого сообщества был воспринят выход альбома дуэта АИГЕЛ «Пыяла»«Стекло» (тат.)., записанного полностью на татарском языке. Несмотря на то, что в разных интервью солистка дуэта Айгель Гайсина отмечает, что подобного политического значения он изначально не имел, язык сам по себе уже превращает альбом в пространство политического. Это не остается без внимания метропольной музыкальной прессы; словно специально подчеркивая иерархию и создавая дистанцию, московские журналисты используют в описаниях ориенталистскиеОриентализм — идеологический конструкт и метод описания, в котором коллективный Восток воспринимается [белым колонизатором] как мир, который должен быть цивилизован, «просвещен» и избавлен от «диких нравов» и «предрассудков». штампы: «В таком виде песни дуэта звучат более абстрактно и могут вызвать ассоциации с магическими заклинаниями или древним ритуалом»¹⁹. Политический потенциал родного языка позже проявляется и в словах самой музыкантки. В одном из интервью она признается в особых отношениях с татарским — он помогает ей держать связь со своим «родом» и предоставляет больше пространства для самовыражения:

Это невозможно сказать так сентиментально, как я сказала бы на татарском. А мне хотелось сказать именно так. Мне кажется, что моя манера писать по-русски немного более отстраненная, и я не могу себе позволить какие-то вещи. И я сама удивилась, что внутри татарского языка я чувствую себя у себя дома. При том что я татарским в речи особо не пользуюсь. И у себя дома я могу быть любой. <...> У меня реальное ощущение, что когда я говорю по-татарски, у меня шевелятся в глубинах веков мои предки. Они машут мне руками и говорят мне: «Привет! Мы с тобой, мы тебя поддерживаем, мы — твой род». Вот что-то такое я чувствую²⁰.

Высокомерие колонизатора не только выдает желаемое за действительное, но и позволяет сохранить статус-кво, обозначить и легитимизировать текущий порядок. «Где им, дикарям, играть на разные голоса»²¹, — замечает один из собеседников этнографа Рыбакова, русский поселенец на землях башкортов, комментируя одноголосие башкирской музыкальной традиции. Высокомерие колонизатора наделяет его ложным ощущением контроля и превосходства. Пентатонику сложно, но возможно запереть в европейском нотном стане. Слова, составляющие «магические заклинания», — записать и перевести. Полностью положившись на свои инструменты и технологии, колонизатор научился слышать, но разучился слушать.

Şifr и şafira

Говоря о сущности звука как физического и социокультурного феномена, современные академические исследователи разделяют его природу на «слышимое»Audible (англ.). и «звучащее»Sonorous, sonic (англ.). Слышимое традиционно располагается в пределах человеческого опыта (в частности, слухового диапазонаЧеловек, не имеющий нарушений слуха, способен воспринимать звуки в диапазоне от 20 до 20 000 Гц. В процессе старения организма верхняя граница слухового диапазона постепенно снижается. Звуки ниже 20 Гц называют инфразвуком, выше 20 000 Гц — ультразвуком.). Если человек не слышит звук, тот не перестает существовать в качестве природного явления, не перестает «звучать». «Прежде чем материализоваться или стать сигналом, звучащее, звук, чтобы существовать, должен оставить след, — пишет французский исследователь звука Франсуа Бонне. — След — не обязательно материальный, физический носитель; он предвосхищает сам подход к любому такого рода разграничению»²². Использование звука в качестве метафоры, мысли о звуке вне непосредственного опыта слушания есть явление не физическое, но социокультурное. Мысль о звуке всегда укоренена в контексте, а иногда еще и в общей исторической памяти.

Мы не слышим звук, когда используем «умную» систему парковки или проводим ультразвуковое исследование организма, но знаем, что звук есть. Мы не слышим звук, когда Пауль Целан делает тяжелые, вязкие паузы, читая вслух свою поэзию о Холокосте, но не можем не чувствовать звонкую тишину ее зияющих пустот. Звучащее в этой тишине «невозможно сказать», измерить, вычислить, зафиксировать с помощью нотной записи или звукозаписывающей техники. Оно не имеет физического тела и сопротивляется любым попыткам захвата и присвоения — потому что никому не принадлежит. Это не имеющее физического тела и вывернутое наизнанку пустое означающее ни в коем случае не абстрактная идея, которую можно интерпретировать как угодно, напротив — четкое и понятное послание, которое зашифровано через пустоту, «опустошено», şafiraЗдесь читается как «шафира» (от араб. صَفِرَ‎ — быть пустым).. Звучащее ничто, ноль, şifr не перестает звучать в своей нематериальности и сопротивляется любым попыткам захвата — попробуйте поймать ладонями пустоту. Звучащий şifr можно услышать, но для этого нужно научиться слушать.

Ташҡайҙарға соҡоп яҙҙым ҡарғыш

Ля нижней октавы — два раза, затем ре, до, си нижней октавы, снова до, ре, ми, до, ля нижней октавы и ми нижней октавы — десять нот позывного Башкирского национального радио в точности повторяют первую мелодическую фразу кыска-кюй о Салавате Юлаеве. Человек, знакомый с нотной грамотой, сможет без проблем воспроизвести эту простую мелодию. Кто-то другой, знающий чуть больше о музыкальной культуре Башкортостана, наверняка опознает популярный напев и связанный с ним героический контекст — историю о 22-летнемДоподлинно не известно, действительно ли Салават возглавил повстанческие отряды в этом возрасте, однако во всех версиях песни упоминается именно эта цифра. юноше, который объединился с Емельяном Пугачевым в борьбе против колониальной агрессииРечь идет о т. н. Крестьянской войне 1773–1775 годов. Российской империи, был схвачен и провел остаток своих дней на каторге.

Этнограф Рыбаков, приводя текст и нотную запись кыска-кюй «Салауат» в «Музыке и песнях уральских мусульман с очерком их быта», представляет лишь ее первое четверостишие, избегая прямой отсылки к Салавату Юлаеву: «Если мы обратимся к историческим данным, касающимся Башкирии, то находим, что в эпоху Пугачевского бунта, в котором башкиры принимали большое участие, видную роль играл некий башкир Салават Юлаев. <...> Песня, может быть, имеет в виду именно этого героя»²³. По мнению советского музыковеда Л. Н. Лебединского, это умышленный жест доброй воли для того, «чтобы не привлекать внимания цензуры»²⁴. Мы же предложим рассматривать исследовательский подход Рыбакова в сравнении с методами его современников, например Филиппа Нефедова.

В отличие от Рыбакова Нефедов, будучи не только этнографом, но и революционером-народовольцем, явно симпатизирует башкортам и как минимум не боится привлечь внимание цензуры. Формально он также находится на службеВ 1874 году Нефедов был избран членом Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ИОЛЕА) — организации, основанной при Императорском Московском университете. у императора. Возможно, именно симпатия, солидаризация, готовность и способность слушать позволяют ему почувствовать эту «невозможность сказать» и понять, что для башҡорттар в десяти нотах «Салауат» содержится нечто гораздо большее:

Невозможно передать, с каким увлечением, с какой страстностью пел джигит. Песня всецело овладела певцом и унесла его далеко, он забыл себя, весь мир. Своеобразен и дик напев этой песни, в ней слышались и необузданная вольность с несокрушимой энергией и отвагой, и призывный клич народного вождя... Мне послышался топот бесчисленного множества лошадиных копыт, тысячи грозных всадников будто неслись прямо на меня, и по ущельям гор из края в край прокатился громовой хор: «Салават идет! Айда»²⁵.

В тексте, возможно, самой ранней и «аутентичной» версии кыска-кюй, которая была записана фольклористкой Фанузой Надыршиной, упоминание национальной принадлежности Салавата (как и упоминание Пугачева) отсутствует в принципе. При этом записи более поздних версий песни, вероятнее всего, также подвергаются цензуре. Так, существуют две практически идентичных вариации, предположительно советскогоТакой текст кыска-кюй приведен в книге «Песенная поэзия башкирского народа» Салавата Галина, изданной в 1977 году. Авторы текста не смогли найти источников с этим вариантом песни, датированных ранее 1977 года. времени, отличающиеся несколькими, при этом ключевыми словами: в одной Салават и Пугачев упомянуты как «Әрәсәйҙең данлы егете»«России славные джигиты» (башк.)., в другой — «Үҙ иленең тоғро егете»«Своей страны верные джигиты» (башк.).. Выстроив декорации «дружбы народов», советская власть, с одной стороны, активно использует образ «борьбы народных масс против национального и социального гнета»²⁶, с другой — делает все возможное, чтобы не способствовать росту их национального самосознания. Сетуя на то, что множество иностранных исследовательских работ о Салавате Юлаеве не были переведены ни на русский, ни на башкирский языки, Газим Шафиков делает следующий вывод: «Советской большевистской империи такие научные исследования были не нужны. Великодержавная национальная политика тоталитарного государства семьдесят лет низводила до нуля самобытную историю малых народов, особенно тех, кто не желал существовать на согнутых коленях и со склоненной головой»²⁷.

Кабер ташлары миңа нидер сөйли

В отсутствие «официальной» историографии важным инструментом летописи становятся многочисленные изустныеПередающиеся устно. поэтические жанры: мактау/мактооВосхваление., йыр/җырПесня., айтыш/айтысПоэтический спор. и многие другие. Некоторые из поэтических жанров сочинялись письменно, но передавались устно, как правило, в музыкальной форме. Одним из важных подобных жанров можно считать бәет/бәйетБаит. — песни-поэмы, форма которых намеренно упрощалась, чтобы их было легче передавать. Возникновение баитов обычно датируют XIV–XVI веками, при этом некоторые из них, возможно, базируются на легендах, сочиненных за столетия до этого. Так, по одной из версий, популярный баит «Сак-Сок» повествует о религиозном споре между язычниками — солнцепоклонниками и почитателями луны. У башкортов, помимо баитов, схожую функцию выполняет отдельный жанр кубаирҠобайыр (башк.). Исследовательница Г. Х. Бухарова выдвигает следующую гипотезу происхождения названия жанра: «Слово могло быть образовано от башкирского ҡоба „душа“ и йыры „песня“, т. е. „песня, посвященная душе“»28. — лирический или героический эпос, часто исполняющийся под аккомпанемент думбырыСтрунный щипковый инструмент, традиционный инструмент сэсэнов..

Баиты и кубаиры выполняют ключевую роль, выступая агентом, связывающим память поколений. Пока живут их тексты, живут и описанные в них событияВстречаются исторические, легендарные, сказочные, нравоучительные и семейно-бытовые баиты., включая и самые трагические. К примеру, баит «Перепись хакында»«О переписи» (тат.). Один из вариантов баита, записанный в деревне Новый Балтач Актанышского района, приведен ниже. Текст находится в личном архиве поэта Мухамета Садри29:Общий перепись язарга отчетиклар куелды,Мәзкүр язу хакында күздән яшьләр коелды.Отчетчиклар бересе - мөселманнан Моратов,Икенчесе — Иштирәктән Шәрәфетдин Сәлимов.Обжорский команда - алар кемнәр? дисәгез,Түбән юлда язармын, аңлатырмын белсәгез.Справник бересе, становой дүртесе,Сотскийның саны юк, үрәтниклар алтысы.Десәтский күптнән-күп, солдатлары йөздән күп,Ңандармнар кичәдер, староста дәхи күп.Барын җыеп санасаң, ике йөздер хисаптан,Ихтималдыр артмагы бу әйтелгән нисабтан.Сеңерән авылы китерде, бу микъдарга җиткерде,Накадәре булса да, обңор ашап бетерде.Өйгә кереп тылыйлар, ни бар-югын карыйлар,Җәфа өчен килгәчтен, әйтеп булмый, агайлар. повествует о подушной переписи населения 1897 года, против которой выступили житель:ницы более двухсот татарских аулов, пытаясь избежать очередной попытки насильственной христианизации³⁰. Для силового подавления протестов российский император приказал направить в аулы карательные отряды, именуемые в народе «обжор-командами», которые, в свою очередь, избивали крестьян:ок кнутами, насиловали женщин и занимались мародерством.

Есть и намного более сложные с точки зрения структуры музыкальные жанры, также повествующие о народных трагедиях. Например, узун-кюйОҙон көй (башк.), озын көй, борынгы көй (тат.): от узун — долгий, кюй — напев, мелодия. — долгая, протяжная песня, требующая особого исполнительского мастерства. К такому жанру относят песню-проклятие «Тәфтиләү»«Тевкелев» (башк. и тат.)., посвященную событиям 24 января 1736 года, когда по приказу полковника российской армии Алексея Тевкелева были расстреляны, поколоты штыками и сожжены заживо более тысячи житель:ниц башкирского аула СеянтусҺөйәнтөҙ (башк.).. Сегодня на месте бывшего аула установлен мемориал жертвам геноцида, на котором высечены строки из песни«Дремучий лес на скалах шумит вечером, когда ветрено. На камнях выбил я проклятье, когда-нибудь его прочтут мои внуки» (башк.).: «Ҡара ла ғына урман ҡая бите, шаулайҙыр ҙа кисен, ел саҡта. Ташҡайҙарға соҡоп яҙҙым ҡарғыш, ейәндәрем уҡыр бер саҡта».

Одну из самых любопытных интерпретаций кубаира-проклятия «Тәфтиләү» приводит русский этнограф Рыбаков. Он пишет, что мелодия «тафтельской песни»³¹ одинаково любима и татарами, и башкортами, а также широко распространена: «Все умеют петь». Далее он приводит версии происхождения кубаира, записанные со слов местных жителей: башкорты «утверждают»³², что авторство принадлежит дочери уфимского муфтия Тевкелева, сочинившей песню о своей несчастной любви; «по объяснению»³³ же татар, песня возникла на свадьбе племянника уфимского муфтия по имени Кутулкай Тевкелев, женившегося на двоюродной сестре. Рыбаков приводит по-настоящему уникальный текст «Тәфтиләү», состоящий всего из двух куплетов:

Ты — соловей, а я — ласточка,

Попоем еще, если мало;

Чьей жизнью станешь пользоваться,

Если собственная жизнь коротка?

Когда я переезжал тебя, река БелаяКолониальный топоним реки Агидель (башк. Ағиҙел, тат. Агыйдел).,

Устала моя рука оттого, что гребла;

Ум пропал, рассудок исчез,

Когда вспомнилась мне прошлая жизнь.

Занимаясь şafira, шифрованием через опустошение, башҡорттар и татарлар экспериментируют с разными формами солидаризации. Противостоя различным формам угнетения, они воспроизводят культурный код, недоступный для колонизатора — поверхностного наблюдателя.

Именно так работает татарский моңАвторы текста считают, что слово не нуждается в переводе. — один из самых наглядных примеров звучащего, рожденного в процессе şafira. Философ Альфрид Бустанов выделяет моң среди основополагающих концептов татарской культуры, при этом обращая внимание на невозможность точной передачи значения этого слова на русском языке. Популярный вариант расшифровки моң — грусть и тоска об утраченном прошлом³⁴, «жгучая печаль народа о потерянном величии, своей государственности»³⁵. Несмотря на то, что моң архетипичен и укоренен в истории, это живая, актуальная форма, к которой обращаются и сегодня, например, в обсуждениях музыки на YouTubeТак, авторы текста встречали упоминание моң в комментариях под видео с исполнением татарских песен «моңлы» или «моң белән җырлый» (поет с моң)., где в некоторых комментариях «стоящими» и «трогающими» песнями считаются именно те, в которых можно обнаружить моң.

Классический пример присутствия моң в песне — жанр узун-кюй с протяжными мелизматическимиСпособ вокального распева, в котором на длинный мелодический фрагмент приходится один слог текста. распевами; впрочем, некоторые эксперты выделяют моң в отдельный жанр. Отдельную главу³⁶ в своей книге «Нация, язык, ислам: движение за суверенитет Татарстана» посвятила моң американская антропологиня Хелен Фаллер. В этой главе, в частности, рассказывается о путешествии группы татароязычных людей по реке Идель на пароме, на котором выступает известная башкирская и татарская певица Фарида Кудашева. Фаллер пишет об опыте пассажир:ок, которые не испытывают необходимости задумываться о том, понимают ли окружающие их люди татарский язык. Всех их объединяет моң — не слышимый, но звучащий.

***

Звучащий şifr — баит, кубаир, моң — раскрывается лишь для союзников, бережно относящихся к контексту и умеющих внимательно слушать. Но колонизатор — не союзник, и он не хочет слушать. Он не принимает чужой опыт, но интерпретирует его исходя из своих представлений. Он нацелен на результат: запись от руки на нотной бумаге, аудиофайл, который можно будет растиражировать, текст для автоматического перевода. В этом его сила, поскольку это позволяет ему подчеркнуть свой статус, в очередной раз воспроизвести иерархию. В этом и его слабость: он не верит в силу подчиненных «субъектов», в их объединение и солидаризацию.

В связке с более прямолинейным высказыванием звучащий şifr обнажает свой скрытый политический потенциал. В минусовку трека «1552»Ранее упомянутая в тексте дата — год взятия Казани войсками Московского царства. казанского рэп-сэсэна Назима Исмагилова, более известного под псевдонимом УСАЛЗлой, сердитый (тат.)., аккуратно вплетен семпл кряшенской народной песни «Безнең ил»«Наша страна» (тат.).. Трек с этим сэмплом звучит совсем по-другому во время живого выступления исполнителя со сцены Казанского кремля: «Иртәгә телем бетсә бугыма бүген миңа бу ирек?»«Если завтра мой язык исчезнет, нахера мне сегодня эта свобода?» (тат.). Авторы статьи считают, что текст трека отсылает к акту самосожжения удмуртского ученого и общественного деятеля Альберта Алексеевича Разина. 10 сентября 2019 года Разин облил себя бензином и поджег, стоя перед зданием Государственного Совета Удмуртской Республики. До самосожжения он час с небольшим простоял в одиночном пикете с двумя плакатами в руках. Надпись на одном из них гласила: «И если завтра мой язык исчезнет, то я готов сегодня умереть!» Здесь язык сам создает пространство политического; перед исполнением «Ит» Назим заводит традиционную мантру«Свободу Азату! Азату Мифтахову — свободу!» (тат.).: «Азатка — Азат! Азат Мифтаховка18 января 2021 года Головинский районный суд Москвы приговорил аспиранта МГУ, математика Азата Мифтахова к шести годам лишения свободы по обвинению в хулиганстве, совершенном группой лиц с применением оружия. По версии следствия, Мифтахов и его жена разбили окно офиса филиала партии «Единая Россия» в одном из московских микрорайонов и забросили туда дымовую шашку. В поддержку Мифтахова выступили множество активистов и правозащитников, называя уголовное дело политически мотивированным. Сам Азат и его жена заявляли о пытках после задержания. Свою вину в нападении на офис «Единой России» Азат Мифтахов не признал. — азатлык!»

Собравшаяся публика подхватывает: «Азатлык! Азатлык!»