Репрессивные и колониальные практики российского авторитаризма затрагивают различные культурные, социальные и этнические группы, но одна из них часто ускользает из фокуса общественного внимания — это миноритарные религиозные сообщества, которые, как правило, называют сектами. Отношение государства к подобным сообществам можно суммировать цитатой, в которой православие легко заменить хоть на марксизм-ленинизм: «Господин министр не дозволял и никогда не дозволит отпадать от православия ни в какую ересь и ни в какой раскол»[1].
Последние два столетия красноречиво показывают, как отношение российского государства к сектам отражает и его предпочтения в разрешении собственных противоречий.
После перестройки и распада СССР в России стала господствовать универсалистскаяУниверсалистская идеология — комплекс представлений, согласно которому существуют универсальные ценности и та или иная страна принадлежит (или должна принадлежать) социуму, в идеале включающему в себя все человечество. идеология. Представление властей и значительной части общества о принадлежности страны глобальному Западу[2] привело в страну новые религиозные объединения и сектыСекты (от лат. secta — партия, школа, фракция) — это религиозные группы, отошедшие от основного направления и противоречащие ему. Такие сообщества есть во всех мировых религиях, но в социальном ландшафте России наиболее заметны христианские секты, взаимоотношения государства с которыми позволяют понять значимые черты самого государства., от мормонов до сайентологов.
Вопреки опасениям сектоборцев[3], эти группы оставались маргинальными по численности и социальному влиянию. Но с началом президентства Владимира Путина в России стала складываться автаркическая идеология «осажденной крепости»Синдром или психология «осажденной крепости» (англ. siege mentality) — состояние субъекта, уверенного во враждебных намерениях окружающих. Субъект может быть как отдельным человеком, так и группой людей вплоть до государства., а правоохранительная и судебная системы стали преследовать религиозные объединения и секты.
Апогеем этого пути можно считать признание экстремистским религиозного объединения, имеющего миллионы последователей по всему миру, — свидетелей Иеговы20 апреля 2017 года юридическое лицо «Управленческий центр свидетелей Иеговы в России» было признано экстремистским.. Последние пять лет мы наблюдаем в отношении них значительные репрессииВ отношении российских свидетелей Иеговы было возбуждено более 500 уголовных дел.. Хотя с началом полномасштабного вторжения в Украину власть сосредоточилась на внешних врагах, эта траектория сохранилась: свидетелей Иеговы регулярно приговаривают24 апреля Астраханский областной суд утвердил шесть лет реального срока свидетельнице Иеговы Анне Сафроновой. 19 апреля Нефтекумский районный суд Ставропольского края приговорил свидетеля Иеговы Константина Самсонова к семи с половиной годам колонии. к большим срокам заключения.
Хотя эти репрессии можно посчитать частью общей волны идеологических преследований последнего десятилетия, они имеют и более протяженную генеалогию. Ретроспективный взгляд на историю России последних двух столетий позволяет прийти к выводу: чем заметнее в стране преследования сектантов, тем больше государство следует курсу на изоляционизм«Изоляционизм» обычно трактуется широко как «внешнеполитическая макростратегия военного и политического невмешательства в международные дела и во внутренние дела суверенных государств, сопряженная с торгово-экономическим протекционизмом и культурно-религиозным обособлением, а также с невозможностью состоять в постоянных военных альянсах, с сохранением, тем не менее, возможности участия во временных военных союзах, отвечающих текущим интересам государства, и в постоянно действующих международных организациях невоенного характера». Однако в реальности такой подход означает скорее требование невмешательства международных организаций и третьих стран в «пространство суверенитета», чем собственный отказ от интервенции во внутренние дела других стран., что чревато ростом влияния силовых структур, ограничениями прав и свобод и даже вооруженной агрессией.
Зависимость политики в отношении сект от довлеющего идеологического контура видна уже с первых десятилетий XIX века. Царствование Александра I, в течение которого в Российской империи преобладал христианский универсализм — идеология, в рамках которой европейские монархи и их подданные рассматривались как идеал единого христианского народа, — можно считать периодом беспрецедентной толерантности к религиозному сектантству.
Наиболее известными проявлениями христианского универсализма можно считать создание Священного союзаСвященный союз — консервативный союз России, Пруссии и Австрии, созданный с целью поддержания установленного после Наполеоновских войн международного порядка. К заявлению о взаимопомощи всех христианских государей, подписанному в октябре 1815 года, впоследствии постепенно присоединились все монархи континентальной Европы, кроме Папы Римского и турецкого султана. и учреждение Библейского обществаСвященный союз — консервативный союз России, Пруссии и Австрии, созданный с целью поддержания установленного после Наполеоновских войн международного порядка. К заявлению о взаимопомощи всех христианских государей, подписанному в октябре 1815 года, впоследствии постепенно присоединились все монархи континентальной Европы, кроме Папы Римского и турецкого султана.[4], однако толерантность к религиозным диссидентам, хоть и не столь заметная, принадлежит к тому же контексту. Так, один из ключевых идеологических сподвижников императора, автор популярного трактата «Некоторые черты о внутренней церкви»Согласно Лопухину, внутренняя церковь представляла собой «союз избранных, просвещенных светом божественной премудрости». Разная мера приобщенности к этому свету определяла и положение каждого члена сообщества. Обрядам традиционной церкви отводилась вспомогательная, хотя и важная роль подготовки к «правильнейшему и действительнейшему устроению духовных упражнений»., сенатор Иван Лопухин призывал к терпимости по отношению к одной из наиболее радикальных религиозных групп — духоборам.
«Духоборцы нуждаются в духовном просвещении, а к Закону Божию они внутренно ревностные, но заблуждающиеся в средствах», — вполне толерантно отмечал он[5]. В то же время противоборствовавший христианскому универсализму горячий сторонник изоляционизмаВ царствование Александра I существовали (хотя и никак не были оформлены институционально) идеологические партии универсалистов и изоляционистов. Изоляционисты под предводительством адмирала Александра Шишкова стремились противостоять «чуждым» влияниям. Его обессмертил Пушкин: в седьмой главе «Евгения Онегина» он употребил французский оборот «Du comme il faut», добавив в скобках: «Шишков, прости, не знаю, как перевести». адмирал Александр Шишков отличался нетерпимостью и к религиозным сектам. Он называл их «безумными» и «вредными», а корни распространения видел в деятельности библейских обществ (западных или созданного по европейскому образцу Российского библейского общества) и «английских миссионеров»[6].
С 1830-х годов, при царствовании Николая I, в Российской империи формировалась автаркическая идеология официальной народности. Вместе с ее распространением ужесточилась и политика в отношении религиозных сект. Новая идеологическая модель предполагала, что православие связано с некой «народностью»Народность для Уварова и его сподвижников можно назвать воображаемой в самом прямом смысле: у них было мало эмпирики, этнография находилась в зачаточном состоянии, а социология практически отсутствовала., однако в империи жило множество людей, в эту концепцию не вписывавшихся. После 1833 года, когда граф Сергей Уваров зачитал императору доклад, вводивший триадуПо мнению Уварова, без этих начал Россия «не может благоденствовать, усиливаться, жить». «православие, самодержавие, народность»[7], репрессии против различных сект резко усилились. Причем к сектам причислялись абсолютно любые сообщества неправославных русских. Оставшиеся в культурной памяти в качестве солидных и респектабельных предпринимателей староверы-поповцы считались «сектаторами» так же, как и овеянные мистической славой хлысты и скопцы.
Апогея курс на репрессии достиг в последние годы николаевского царствования, известные как «мрачное семилетие». Помимо ограничения университетских свобод и крайнего ужесточения цензуры, в этот период произошел и разгром ключевых старообрядческих общин: как крупнейших Преображенской в Москве и Выгорецкой на Русском Севере, так и небольших.
В период Крымской войны староверы и сектанты начали восприниматься государством в качестве внутреннего врага. Ситуацию усугубляло существование значительных эмигрантских общин староверов в Австрийской и Османской империях. Созданная в 1846 году в австрийской Буковине Старообрядческая церковь казалась Николаю I и его администрации заграничным врагом. Для императора и его окружения казалась невозможной сама мысль о субъектности староверов: гораздо проще было обвинить их в причастности к «австрийским агентам», чем поверить в то, что староверы вступили с Австрийской империей в ситуационный союз[8], стремясь защитить себя от российских репрессий.
Отказ от автаркической идеологии после поражения в Крымской войне привел к ослаблению репрессий против религиозных объединений. Хотя второй подход к официальному национализму в годы правления Александра III в конце XIX века привел к репрессиям против штундизмаШтундизм — христианское религиозное движение, получившее распространение в XIX веке сначала в южных (Херсонской, Екатеринославской, Киевской) губерниях, а затем и других регионах Российской империи. и баптизмаБаптизм (от др.-греч. βάπτισμα — крещение; от βαπτίζω — «погружаю в воду») — одно из направлений протестантизма. Принципиальное значение в баптизме имеет учение о добровольности и сознательности при совершении крещения («крещения по вере»), то есть при условии твердых христианских убеждений и отказа от греховного образа жизни. В России распространился во второй половине XIX века., их масштаб был не сравним с государственным катком, проехавшимся по сектантству сорока годами ранее.
Годы правления последнего императора Николая II можно отнести к имперскому универсализму. Российская империя выступила инициатором Гаагских мирных конференцийНа первой и второй мирных конференциях в Гааге, созванных по инициативе Российской империи в 1899 и 1907 годах, были приняты международные конвенции о законах и обычаях войны, заложившие основу комплекса норм международного гуманитарного права., после чего в страну поступили европейские инвестиции в невиданных ранее объемах. В 1905 году был учрежден парламент — еще одно проявление универсализма.
В том же году вышло положениеПоложение от 11 февраля 1905 года., которое отменило «все стесняющие свободу веры и не основанные на законе административные распоряжения» и помиловало людей, «подвергнутых без суда высылке из мест постоянного жительства или лишению свободы за религиозные преступления».
После революции 1917 года курс на сближение религиозных сектантов и власти продолжился. Его апогеем можно считать «Воззвание Наркомата земледелия» от 5 октября 1921 года, адресованное «всем сектантам, какого бы вероисповедания они ни были». В воззвании сектантам предлагалось занимать пустующие совхозные и бывшие помещичьи земли и «всецело посвятить себя делу устройства общин, артелей, коллективных хозяйств, коммун и поселиться в совхозах по особым договорам в качестве постоянно живущей государственной рабочей силы»[9].
На XIII съезде РКП(б) в 1924 году сотрудничеству с сектантами была посвящена отдельная дискуссия[10]. За продолжение сближения высказались такие видные революционеры, как Владимир Бонч-Бруевич, которого можно назвать ключевым лоббистом интересов религиозного сектантства среди партийной верхушки, Михаил Калинин, Григорий Зиновьев, Анатолий Луначарский, Николай Бухарин и даже председатель Совнаркома Алексей Рыков, де-факто занимавший на тот момент главную партийную должность.
Управделами Совнаркома и многолетний исследователь религиозного сектантства, Бонч-Бруевич инициировал яркий локальный проект сотрудничества большевиков и сектантов — образцовый совхоз «Лесные поляны». Его работниками стали хлысты-чемреки, а духовным лидером — многолетний конфидент Бонч-Бруевича, духовный лидер секты «Начало века» Павел Легкобытов[11]. Впрочем, ни одному из этих проектов не стоило ждать длительных перспектив
Когда универсалистская идеология мировой революции перешла к автаркической концепции, закономерно в числе прочего резкому пересмотру подверглись и взаимоотношения с сектантами. Первые антисектантские выпады в идеологических документах датированы 1926 годом. К примеру, в отчете секретаря немецкой секции Саргубкома ВКП(б)Саратовский губернский комитет Всесоюзной Коммунистической партии большевиков. заявлено «отрицательное отношение к сов. власти и партии» принадлежащей к штундизму части населения и «расхождение учения штундизма с мероприятиями сов. власти»[12]. В период «великого перелома»«Великий перелом» — выражение Сталина, которым он охарактеризовал начатую в конце 1920-х в СССР политику форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства. в 1929–1930 годах сектанты и вовсе стали одной из важнейших целей антирелигиозной кампании.
Репрессии против религиозных радикалов продолжились и после окончания «великого перелома». В отличие от представителей Русской православной церкви, у них больше не было возможности остаться частью системы. В качестве примера можно вспомнить одного из ключевых героев «Одного дня Ивана Денисовича» Александра Солженицына — сектанта АлешкуОдин из главных героев повести А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», посвященной жизни в советском трудовом лагере и опубликованной в 1962 году, — баптист Алешка, твердо следующий своей вере даже в условиях ГУЛАГа., религиозные диссиденты и в самом деле составляли значимую категорию «населения ГУЛАГа».
Преследование сектантов в 1930-е годы совпало с милитаризацией социума, закончившейся Советско-финской войнойВойна между СССР и Финляндией в период с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года., конфликтомКонфликт с Японией конца 1930-х годов включал два основных эпизода: бои у озера Хасан 29 июля — 11 августа 1938 года и бои у реки Халхин-Гол в Монголии 11 мая — 15 сентября 1939 года. с Японией и Второй мировой войной. Автаркическая идеология, преследование сектантов и энергичная подготовка к войнам снова оказались нитями одного клубка, в котором отношение государства к религиозным сектантам стало значимым маркером более широких тенденций: изоляционизма и милитаризации.
Оглядываясь на историю России, можно прийти к выводу: при господстве изоляционистского идеологического тренда сектанты воспринимаются чужаками, источником внутренней угрозы, вероятными представителями внешних сил. Сектант — одна из наиболее предсказуемых целей ксенофобии государства, которую распространяют и его граждане. Так, в XIX веке «просвещенные бюрократы»В 1840-х и 1850-х годах МВД Российской империи приняло на службу группу философов, востоковедов и писателей, включая Надеждина и Даля. Американский историк У. Б. Линкольн написал об этой бюрократической «когорте» книгу «В авангарде реформ. Просвещенные бюрократы России». Николай Надеждин и Владимир Даль даже отрицали принадлежность сектантов-скопцов к человеческому роду[13].
Однако терпимость к религиозным радикалам — это маркер способности общества признавать существование людей, отличающихся друг от друга. Глядя на сектантов, стоит видеть больше общего, нежели частного, и помнить, что идеология «осажденной крепости» отражается на судьбах конкретных людей, не совершавших никаких уголовных преступлений. Альтернативой могла бы стать готовность принимать мир в его разнообразии.
Опыт Российской империи, Советского Союза и современной России демонстрирует, что в статусе «осажденной крепости» невозможно избежать «преодоления осады», т. е. государственного насилия. Такое идеологическое позиционирование неизбежно предполагает агрессивные войны — сегодняшняя война против Украины лишь подтверждает эту тенденцию. Открытость общества и государства к религиозным сектантам можно назвать одним из важнейших признаков готовности страны к иным, мирным путям преодоления противоречий.