Примечание редакции
В настоящее время Украина на законодательном уровне признает коренными народами Крыма крымчаков, крымских караимов и крымских татар. Все они были сформированы на территории полуострова, однако, помимо них, в Крыму также сформировались урумы и румеи, или надазовские греки. Эти два народа были депортированы с полуострова по приказу Екатерины II. 9 марта 1778 года она подписала два рескрипта с приказом переселить всех христиан Крыма (урумов, румеев, армян, грузин и валахов; всего 31 386 человек). Такое переселение императрица объясняла «помощью братским христианским народам» в защите от преимущественно мусульманского населения Крыма. Однако это не соответствовало действительности: население Крыма до первой российской аннексии было весьма разнообразным, нередко создавались межконфессиональные, межэтнические и межрелигиозные семьи. Так, против этой депортации выступали в том числе и крымские мусульмане. Как отмечает Богдан Короленко, кандидат исторических наук и сотрудник Украинского института национальной памяти:
Командующий Крымским корпусом (с марта 1778 г.) Александр Суворов, на которого возлагалась акция депортации, по этому поводу 4 августа 1778 г. писал: «Дело идет своим чередом, как бы в том татары, теряя душу из тела, не мешали».
Таким образом большое количество урумов и румеев было расселено в Надазовье, преимущественно на территории современной Донецкой области. По переписи 2001 года, наибольшее их число (более 21 тысячи) проживало в Мариуполе, который был оккупирован российской федерацией весной 2022 года, и является одной из главных трагедий российско-украинской войны.
Тем не менее, часть крымских греков оставалась на полуострове даже после депортации 1778 года. К началу Второй мировой войны в Крыму проживало более 20 тысяч греков. Их принудительное выселение проводилось 27-28 июня 1944 года — тогда было депортировано 15 040 человек. В результате дополнительных выселений общее число изгнанных достигло 16 006 человек. Также во время депортации крымских татар 1944 года вместе с ними были выселены несколько сотен крымских караимов, что составило значительную часть всего караимского населения полуострова, поскольку согласно переписи населения 1926 года в Крыму проживало всего 4213 караимов.
Более полную статистику депортаций различных этнических сообществ Крыма, например крымских татар, немцев, итальянцев, болгар, греков, армян, ромов и других, можно посмотреть на сайте Крым. Реалии.
«Особенный» город
Я родилась и выросла в Севастополе — в городе «легендарном»«Легендарный Севастополь» — официальный гимн города с 1994 года. Припев гимна, который знают наизусть все севастопольцы, звучит так:Легендарный Севастополь,Неприступный для врагов.Севастополь, Севастополь —Гордость русских моряков! и «неприступном для врагов»Также слова из припева известного всем севастопольцам гимна города «Легендарный Севастополь»., в городе «русской славы»Такое название города встречается во многих источниках (например, в названиях книг о Севастополе) и активно поддерживается российской пропагандой. и «русских моряков». Я слышу эти слова с самого детства: их повторяют мои родственники и учителя, они звучат на каждом празднике. Я вижу их в своем школьном дневникеС 2000-х годов в севастопольских школах выдают «Дневник севастопольского школьника», который обязаны использовать ученики. В нем рассказывается история города и подчеркивается героизм севастопольцев. и на рекламных постерах. Я замечаю, что в учебниках Севастополь всегда упоминают отдельно — так, как будто бы мы тут и не в Крыму вовсе. Об этом мне говорят и друзья из других городов Крыма и Украины: «Вы тут – другие», «Севастополь всегда был особенным». После 2014 года слышать это стало еще больнее: инаковость Севастополя стала служить оправданием аннексии Крыма. Я чувствую себя везде чужой, другой, особенной.
Из этого чувства особенности и вырос этот текст. Его цель — деконструировать это чувство, разобраться, откуда и почему оно появилось, какие нарративы за ним скрываются. Для этого сначала я исследую нарратив «особенного»: то, какие смыслы за ним скрываются, и почему этот нарратив — удобный инструмент для колониальной власти, чтобы укрепить свое влияние и продвигать нужные ей идеи. Затем я показываю, как и почему этот нарратив стал основой для городской идентичности севастопольцев. Россия на протяжении столетий поддерживала его и развивала в целях колонизации и русификации города и полуострова. Этот текст — попытка деколонизации истории моего родного города и связанной с ней идентичности.
I. Как работает понятие «особенный»
Понятие «особенный» всегда предполагает свою противоположность — нечто обычное и даже заурядное, банальное. На его фоне «особенное» и становится особенным, то есть тем, что выделяется и привлекает к себе внимание. Эмоционально оно окрашено позитивно, в то время как «обычное» воспринимается нейтрально или даже отрицательно. Все правила и нормы общества написаны для «обычных» людей, в то время как «особенные» могут делать что угодно, даже если это выходит за рамки закона и морали; особенным дозволено больше, они обладают бо́льшей властью. Потому понятие «особенное» воспринимается положительно: символически оно связано с властью и свободой выбора.
Борис Дубин отмечает, что обозначение «режима», «порядка», «отдела», «совещания», «папки» как «особых» отсылает еще и к мифологизированным значениям секретности[1]. Доступ к тайному — еще одна характеристика этого понятия. Только особенные имеют право знать тайну, этим они и отличаются от всех остальных. Дубин пишет[1]:
Принципиальная недостижимость и непостижимость подобной власти символизируется как ее невидимость или по крайней мере как заведомая ограниченность всего лишь «человеческого» воплощения мощи такого масштаба.
Таким образом, нарратив «особенного» часто включает в себя еще и значения «сакрального» и «сверхчеловеческого». Такая власть априори недостижима для «обычных» людей, на нее нельзя повлиять, коммуникация и взаимодействие с ней невозможны. Это вызывает чувство беспомощности у населения страны. Например, это может выражаться в таком отношении с властью: «это они там решают наверху, а мы тут ничего не можем сделать». Чувство беспомощности, неспособности принимать участие в политической жизни общества снижает заинтересованность общества в политических процессах, чем закрепляет существующую социальную иерархию.
Все эти характеристики понятия «особенный» показывают, что оно наполнено не столько конкретными значениями и смыслами, сколько эмоциями и аффектами. Называя кого-то или что-то «особенным», мы манипулируем чувством принадлежности к более высокому сообществу. Такой статус помогает оправдывать любые действия этой группы, а интенсивная эмоциональная заряженность этих понятий помогает формировать стереотипы, а также мобилизовать общественное мнение в поддержку определенных идей или действий. В следующем разделе я покажу, как это работает на примере Севастополя.
II. Севастополь — «особенный» город
Севастополь — город, который по своей сути является ядром процессов колонизации Крыма, был именно этим «особенным» для России. Основанный в 1783 году на месте крымскотатарской деревни АкйярВ «Османском реестре земельных владений Южного Крыма 1680-х годов» упоминается это поселение и сообщается, что его населяли крымские татары, все — мусульмане. Последний раз эта деревня, как жилая, упоминается в исторических документах в 1784 году, после чего она опустела, видимо, вследствие эмиграции крымских татар в Турцию. (крымскотат. Aqyar), город сначала назывался Ахтиар. Однако такое имя города не вписывалось в «греческий проект»Екатерина II стремилась разрушить Османскую империю и разделить ее территории между Россией, Священной Римской империей и Венецианской республикой. Ее глобальный «греческий проект» стремился (вос)создать Византийскую империю под эгидой России, однако полностью так и не был осуществлен, но в рамках этого проекта Россия завоевала Крым. Официальным и самым распространенным языком Византии был древнегреческий, потому населенные пункты Крыма были переименованы на древнегреческий манер. Екатерины II и князя Григория Потемкина, так что в 1784 году город был переименован в СевастопольВпрочем, Павел I в 1797 году снова попытался вернуть городу название Ахтиар, однако неуспешно: оно просуществовало до 1826 года и во время этого периода использовались оба названия. (греч. Σεβαστός (Севастос) — «высокочтимый, священный» и греч. πόλη (полис) — «город»). Такое название с самого момента основания города подчеркивало ту сакральную роль, которую Российская империя ему готовила. Более того, новое название позволяло разорвать культурные и исторические связи с коренным населением этой местности. Они теперь становились «чужими», «другими» на своей земле, в то время как новообразованный город становился «своим», «русским», частью российской империи. К тому же, частью особенной: город был призван защищать южные границы империи и служить базой для черноморского флота.
Для этого текста я опросила севастопольцев про их понимание «особенного» города и опыт жизни в нем. Некоторые из них признавались:
Так странно, когда я рассказываю, пытаюсь разложить на какие-то кирпичики смысловые, то, из чего складывалась вот эта значимость, уникальность Севастополя и севастопольцев, то получается какой-то бред разрозненный. Но в целом, мы все — моё окружение, мои одноклассники, мои друзья, мы все — чувствовали себя такими.
Если так подумать об опыте жизни в Севастополе, то ты все время слышишь, что живешь в каком-то особом месте, что всегда вот тебе надо все время про это помнить, и как-то из-за этого ты привыкаешь к тому, что ты какой-то особенный, но до конца не разбираешься в чем особенность.
Оригинал на украинском языке: «Якщо так подумати про досвід життя в Севастополі, ти весь час чуєш, що ти живеш в якомусь особливому місці, що завжди от тобі треба весь час пам'ятати, що ти наче живеш в якомусь особливому місці і якось через це ти звикаєш до того, що ти якийсь особливий, але до кінця ти не розбираєшся в чому особливість».
Их смятение и невозможность объяснить свои чувства связаны с тем, что содержание понятия «особенный» достаточно сложно рационализировать. Оно заряжено интенсивными эмоциями, как было показано в предыдущем разделе. В случае с Севастополем нарратив «особенности» вплетен во все сферы жизни: в историю города, его правовой статус, демографию и идентичность горожан. Далее я разберу каждую из них отдельно.
«Особенная» история
[В]се, кто вырос в Севастополе, все, кто там живёт с детства, знают, что Севастополь — это город славы, город, достойный поклонения, город русских моряков, причём именно так — русских. Это город-база черноморского флота, то есть вот эти вот номинации — они прям являются очень значимыми. Со школы, даже с детства.
С детства была сильна эта тема — наши деды умирали за нас, наш город стоял и выстоял (там же дофига памятников, военных объектов, куча всего «героического» на каждом шагу), не сдаемся врагу, потерпим любые лишения ради победы.
(Цитаты из интервью с севастопольцами, текст отредактирован, содержание не изменено).
Основная составляющая нарратива об «особенном» Севастополе лежит в его истории. Эпитеты, которые часто приписываются городу, такие как «неприступный для врагов» или «город русской славы», отсылают к мифологизированным событиям его прошлого: двум его оборонам во время КрымскойВо время Крымской войны оборона Севастополя длилась с октября 1854 г. до сентября 1855 г. (1853−1856) и Второй мировой войнВо время Второй мировой Севастополь оборонялся в 1941−1942 годах. (1939−1945).
Именно они и формируют ядро нарратива о сакральной роли Севастополя в истории России — о героизме его защитников. Ими в российской историографии являлись, конечно же, исключительно россияне. Через призму этих двух событий осмысляется вся история города. Однако, как отмечает украинский историк Сергей Громенко, реальная история Севастополя насчитывает пять оборонТри не вошедшие в канон обороны:1) Осада города немецкими войсками с 24 по 28 апреля 1918 года, защитники — красногвардейцы и матросы-черноморцы. 29 апреля большевики начали эвакуацию, а 1 мая немцы вошли в город.2) Осада города Рабоче-крестьянской красной армией с 15 по 28 апреля 1919 года, защитники — французы. 23 апреля пришли к окончательному согласию, и 28 апреля англо-французская эскадра вышла из Севастопольской бухты на внешний рейд. На следующий день в город вошли первые красные части.3) Осада города Советской армией с 16 апреля по 9–12 мая 1944 года, защитники — Вермахт. Штурм Сапун-горы советскими войсками начался 7 мая, а 9 мая Севастополь взяли полностью. После того, как немцы покинули город, начался бой за рубежом на мысе Херсонес, где Вермахт удерживал позиции до 12мая., ни одна из которых не была успешной — город каждый раз сдавали наступающим [2, с. 73].
[В]о всех пяти битвах за Севастополь защитники не смогли отстоять его ни разу! Так что неприступность Севастополя существует только в строках гимна и воображении ура-патриотов, а в реальности город брал каждый, кто этого хотел.
Проигрыш России в Крымской войне (1853−1856) завершился подписанием Парижского мирного договора, согласно которому Российской империи запрещалось содержать свои военные базы и флот в Черном море. Чтобы заглушить унижение, разочарование, беспомощность и злость, Российская империя замалчивала поражение, вместо этого сосредоточившись на прославлении героизма российских военных, которые защищали новые на тот момент имперские владенияКрым вошел в состав Российской империи всего за 70 лет до Крымской войны.. Так, например, декабрист и путешественник Михаил Бестужев уже в 1856 году писал[3]:
Севастополь пал, но с такой славой, что каждый россиянин, особенно моряк, должен гордиться падением, которое стоит блестящих побед.
Формирующийся нарратив об «особенном» Севастополе — русском городе-герое — старательно обходил стороной судьбу коренного населения полуострова, крымских татар. Названия их городов и сел, их культура, язык и любые связи с Крымом стирались Российской империей. Во время и после Крымской войны империя активно распределяла земли полуострова среди своих дворян. Для крымских татар были созданы настолько тяжелые условия жизни, что многие из них вынуждены были покинуть родину и переселиться, например, в Турцию, где они могли свободно исповедовать ислам. Это привело к тому, что в 1899 году более двухсот тысяч крымских татар покинули Крым. Таким образом, Россия проводила политику поселенческого колониализма на полуострове, заселяя опустевшие после массового исхода крымских татар земли «своими». Такая колониальная стратегия была успешной, так как впоследствии эти «свои» становились «местным» населением захваченной территории, считали Крым своей родиной, себя — русскими, а значит Крым — российским.
Всего через пятьдесят лет после окончания Крымской войны Российская империя вновь обратилась к нарративу «особенного» Севастополя. Власть стремилась отвлечь население от поражения в Русско-японской войне (1904−1905), а также связанных с ней бедности и других внутренних проблем. Пятидесятилетие первой обороны Севастополя было отмечено масштабным возведением памятников, среди которых Панорама Севастополя и Памятник Затопленным Кораблям, ставшие впоследствии главными достопримечательностями города. Памятники играют ключевую роль в формировании и закреплении исторической памяти, выступая визуальными и физическими воплощениями символов событий и связанных с ними идеологий. В случае Севастополя акцент на героизме защитников города помогает поддерживать миф о несокрушимой российской мощи и стойкости. Он также служит оправданием имперских амбиций, как бы искупая их жертвенностью защитников Севастополя, при этом вычищая из исторического нарратива все упоминания о коренных народах и колониальном насилии, совершаемом над ними.
Вторая мировая война вывела севастопольский нарратив на новый виток развития. Героический миф был оживлен теперь уже советской пропагандой, которая описывала Севастополь и его защитников, переживших еще одну оборону в 1941−1942 годах, как продолжателей традиции, заложенной во времена первой обороны города во время Крымской войны. Так, например, адмирал Павел Нахимов, один из участников первой обороны Севастополя, был возведен в статус национального героя в 1944 году. Его имя было увековечено в советских наградах, а сам он стал частью героической мифологии СССР, заняв место рядом с такими историческими фигурами, как Александр Невский и Михаил Кутузов.
Тогда же, в 1944 году, с 8 апреля по 12 мая Красная армия успешно провела Крымскую наступательную операцию, в результате которой полуостров был освобожден от немецких войск. 15 мая 1944 года по всему Крыму прошли парады и празднования, посвященные его освобождению, а уже 18 мая началась депортация всех крымских татар с полуострова. Важно отметить, что указ о депортации Сталин подписал 11 мая, практически в момент окончания «освободительной» операции. Поводом для депортации стало обвинение крымских татар в «массовом коллаборационизме». Так целый народ был оклеймлен как «предатели советской родины» несмотря на то, что более 20 000 крымских татар сражались в составе Красной армии, а их значительное присутствие в партизанских отрядах сыграло важную роль в сопротивлении нацистской оккупации. Всего, согласно официальным данным, в отдаленные регионы Советского Союза — от северного Предуралья до республик Центральной Азии — было депортировано 191 044 крымских татар. В результате на полуострове не осталось практически ни одного представителя этого коренного народа. Чтобы окончательно стереть память о них, этноним «крымские татары» был запрещен и не использовался в официальных документах СССР на протяжении сорока лет.
Следующим витком развития мифа стало празднование столетия Крымской войны и обороны города в 1955 году. Эти мероприятия проходили на фоне холодной войны, когда враги Севастополя времен Крымской войны — Великобритания, Франция и Турция — стали членами НАТО и противниками СССР. Именно в этот период были опубликованы десятки книг и сотни статей, посвященных истории обороны Севастополя 1854−1855 годов. Важнейшим трудом стал «Город русской славы: Севастополь в 1854−55 гг.» известного советского историка Евгения Тарле, изданный в 1954 году Министерством обороны СССР. Эта книга сочетала в себе прославление русского народа и критику империалистического характера войны, основанную на марксистской теории. Тарле акцентировал внимание исключительно на роли россиян в защите Севастополя, стирая вклад представителей других народов. Хотя в первой обороне города огромную роль также сыграли украинцы и беларусы (например, Петр КішкаМатрос Черноморского флота, герой Севастопольской обороны 1854−1855 годов, участник Синопского сражения., чью фамилию русифицировали как Кошка, был этническим украинцем, а Александр КазарскийВоенный моряк, герой русско-турецкой войны 1828—1829 годов, капитан 1-го ранга (1831), кавалер ордена Святого Георгия. В звании флигель-адъютанта состоял в свите императора Николая I. Получил широкую известность после того, как 18-пушечный бриг «Меркурий» под его командованием одержал победу в бою с двумя турецкими линейными кораблями. — беларусом).
В 1954 Крымская область была передана Украинской ССР со следующей формулировкой:
Учитывая общность экономики, территориальную близость и тесные хозяйственные и культурные связи между Крымской областью и Украинской ССР.
Как считает украинский историк аграрной науки Петро Вольвач, эта передача оказалась вынужденной мерой из-за тяжелой экономической ситуации на полуострове, вызванной послевоенной разрухой и нехваткой рабочей силы после депортации крымских татар, немцев, греков, армян, чехов и болгар (всего более 300 000 людей): переселенцы из российских регионов, приехавшие на место депортированных, не имели навыков ведения хозяйства в степных зонах Крыма. В 1956 году Хрущев выступил с речью, в которой осудил политику Сталина, включая массовые этнические депортации. Однако, хотя многим народам разрешили вернуться на родину, три группы оставались в изгнании: немцы, турки-месхетинцы и крымские татары. Российская пропаганда до сих пор называет передачу Крыма Украине в 1954 году «подарком Хрущева», а часть российского населения Крыма продолжает воспринимать крымских татар через призму стереотипов, называя их «предателями» и «бандитами».
После распада СССР миф об «особенном» русском Севастополе не только сохранился, но и был переосмыслен в современной России, став важной частью ee националистического дискурса. Тот факт, что Севастополь оказался за пределами современных государственных границ, стал восприниматься Россией как «парадокс историиНапример, российский поэт Александр Николаев писал:На обломках нашей сверхдержавыВеликий парадокс истории —Севастополь, город русской славыЗа пределами российской территории. (Литературная Россия, 8 января 1993)», который необходимо исправить. В целом, современная Россия не раз громко заявляла об «исторической несправедливости» того, что Севастополь и Крым в 1991 году вошли в состав Украины, используя нарративы о «русском» и «особенном» Севастополе. Эти же нарративы она использовала и для оправдания аннексии Крыма в 2014 году: Россия называла ее «восстановлением исторической справедливости» и «возвращением в родную гавань». Таким образом, «особенная» история города стала важным инструментом в руках России для оправдания колонизации Севастополя и Крыма, позволяя навязывать собственную культуру и идентичность, одновременно стирая местные традиции и историческую память.
«Особенные» идентичность и демография
Всегда было внимание к РФ, всегда встречали два Новых Года: сначала в 11 вечера — российский, и смотрели обращение их президента, были салюты, потом — украинский и тоже президент, салют и так далее. И всё это воспринималось абсолютно нормально. Как бы город объединял в себе и украинскую принадлежность, и российскую.
С пониманием отношусь к яркой городской идентичности севастопольцев и к их желанию несколько обособиться от остальных крымчан. Севастопольцы — это такие кичливые петербуржцы южного разлива, только вместо династий интеллигентов здесь процветают потомственные военные.
Как уже отмечалось, на протяжении истории Россия проводила последовательную политику уничтожения коренных народов Крыма, их культуры, языка, традиций, верований и идентичности. Эта политика сохранилась и в период независимой Украины.
Начиная с 1990-х годов, Россия сосредоточилась на формировании образа Украины и всего украинского как чужого, инородного для Крыма. Представление об украинцах как о «них» в противоположность «нам» — крымчанам и особенно севастопольцам, — стало важным элементом нарратива об «особенности» Севастополя. Каждое проукраинское культурное или политическое событие в Крыму описывалось в терминах «они пришли к нам». Подобные формулировки выполняли две важные функции: во-первых, они внедряли идею о том, что Крым не был украинским, так как украинцы «приходят к нам» извне, и, следовательно, способствовали изоляции крымского общества от материковой Украины, препятствуя интеграции. Второй функцией было создание образа Крыма как потенциальной жертвы этой внешней угрозы, что должно было побуждать крымчан искать защиту у российской власти, обещавшей уберечь их от «украинских националистов».
В своей докторской диссертации, посвященной колонизации Крыма Россией в 1990-х годах[4], украинский историк и исследователь Крыма Максим Свеженцев показал, что городская газета «Слава Севастополя» играла ключевую роль в распространении этого нарратива. Издание активно эксплуатировало мифы о двух оборонах Севастополя, рассказывая о подвигах «простых севастопольцев», защищавших город, тем самым подчеркивая преданность города России и его неразрывную связь с Черноморским флотом РФ, который подавался как неотъемлемая часть его идентичности. Эти мифы использовались не только в статьях, приуроченных к памятным датам, таким как День Победы (9 мая) или годовщина начала Великой Отечественной войны (22 июня), но и регулярно упоминались в статьях на отвлеченные темы. Например, в 1990 году «Слава Севастополя» сообщала о помощи, оказанной горожанами переселенцам из Баку, жертвам этнических погромов, и трактовала это событие через призму исторической памяти города. Редакция газеты подчеркивала, что Севастополь, как «город воинской славы», продолжает традиции помощи и поддержки, заложенные в военные годы.
Контроль России над крымскими медиа и информационным пространством препятствовал возможной деколонизации Крыма, на которую можно было надеяться после распада СССР и возвращения крымских татар в Крым в 1989 году. Однако пророссийские СМИ тех времен, наоборот, писали о «зверствах» крымских татар во время Второй мировой войны, утверждая, будто они вернулись на полуостров, чтобы отомстить русским. Велась последовательная кампания по нагнетанию страха перед «крымскотатарским экстремизмом». В результате, когда крымские татары начали возвращаться в Крым, их семейные дома уже были заняты переселенцами, которые в большинстве своем встретили их враждебно. Когда 1990-х началось распаивание колхозных земель и передача их в частную собственность работникам крымских колхозов, передача земли крымским татарам, в послевоенное советское время работавшим в Узбекистане и Кыргызстане, оказалась бюрократически невозможной. Это вынудило их прибегнуть к самопоселению, которое власти называли «самозахватом». Сначала они создавали временные палаточные городки, а потом начали строить постоянные дома. Милиция, военные и иногда местные жители мешали строительству, штурмуя палаточные городки. Например, в 1992 году в поселении Красный Рай под Алуштой произошел кровавый погром, жертвами которого стали десятки жестоко избитых жителей палаточного городка, а 26 человек было взято в заложники милицией. Эти настроения впоследствии активно использовались СМИ, которые в 2013−2014 годах распространяли истории о «страшных бандеровцах», якобы намеренных преследовать русских в Крыму, а также о крымских татарах, которые якобы им будут помогать.
Медиа на протяжении 1990-х и начала 2000-х годов активно описывали «украинизацию» и «татаризацию» Крыма как нечто ужасное и обязательно ведущее к насилию, в то время как продолжающаяся русификация Крыма наоборот подавалась как «естественный» процесс. Сам выбор таких терминов неслучаен: они были орудиями пропаганды, демонизировавшей восстановление украинской и крымскотатарской идентичности и скрывавшей при этом реальные преступления прошлого. «Украинизация», к примеру, используется для дискредитации усилий по восстановлению украинской идентичности после столетий русификации, а «татаризация» — для очернения возвращения крымских татар на свою историческую родину и их культурного возрождения после геноцидальных депортаций. Все это способствовало дальнейшему укреплению российской идентичности крымчан и севастопольцев. Как замечает украинская историкиня Лариса Якубова[6], после столетий массового выселения и уничтожения крымских татар в Крыму,
[п]ослевоенная этнонацинальная история Крыма началась практически с нуля. Дополнительным роковым фактором было то, что происходила она в советском вненациональном контексте на фоне формирования послевоенного советского мифа о Великой Отечественной войне. [...] В результате на протяжении 1940−1950-х гг. в Крыму сформировалось наиболее молодое территориальное сообщество Украины, которое возникло не в результате общности исторического, территориального и этнокультурного происхождения, а было воплощением советского демографического проекта.
Так что нынешняя «особенная» идентичность севастопольцев — действительно, особенная, но не в том смысле, который вкладывает в него Россия. Ее отличительной составляющей является ее оторванность от этнических корней: Севастополь заселяли преимущественно переселенцами, носителями искусственно сконструированной сначала советской, а впоследствии и российской «великоимперской» идентичности.
Не менее важной составляющей идентичности севастопольцев является и тот факт, что Севастополь долгое время был «закрытым городом», въезд в него был возможен только по пропускам. Впервые Севастополь «закрыли» еще в 1916 году после взрыва линкора «Императрица Мария». В советское время город был закрыт для иностранцев с 1939 года и снова после освобождения от немецких войск в 1944 году. После обретения Украиной независимости, режим закрытого города в Севастополе сохранялся вплоть до 1995 года, когда ограничения были сняты, чтобы улучшить экономическую ситуацию.
Севастопольцы часто вспоминают с ностальгией те времена, когда город был «закрытым». Жители, имевшие местную прописку, обладали привилегиями для посещения города, а военные и их семьи, составлявшие значительную часть населения, пользовались специальными магазинами, где могли купить редкие товары. Кроме того, в «закрытый» город было намного сложнее попасть «ненадежным» и «антисоветским элементам», что лишь способствовало сохранению особого состава населения и его менталитета.
Крымские татары, возвращаясь в Крым в 1989 году, также не могли селиться в Севастополе, так как доступ в город был закрыт и для самих крымчан. Эта изоляция, усиленная систематической советской идеологической обработкой, а затем и российским влиянием, а также привилегии, которыми пользовались севастопольцы по сравнению с другими крымчанами, привели к тому, что у севастопольцев сформировалась искусственная идентичность, в которой намешаны чувство собственной исключительности, «русскость», прославление военного прошлого города и восприятие всего украинского и крымскотатарского как чужеродного и враждебного.
После аннексии Крыма Россия еще активнее поощряла и укрепляла такую идентичность среди севастопольцев. Одновременно она способствовала массовому переселению россиян на полуостров, что ослабляло связи местного населения с Украиной. Согласно российской статистике, к 2018 году число переселенцев из России и стран СНГ в Крыму превысило 177 тысяч человек[5]. Это привело к значительному увеличению плотности населения в Севастополе и Симферополе. Хотя местные жители не всегда радушно принимали новоприбывших, Россия жестко подавляла и продолжает подавлять любые попытки выразить несогласие с ее политикой, применяя репрессии. В итоге, любые объективные исследования настроения жителей Крыма на данный момент невозможны. Украинский центр исследований проблем безопасности «Прометей» отмечает [5, с. 118−119]:
Крым вполне справедливо можно назвать регионом, утраченным для полноценной аналитики, где не работают классические инструменты исследования, социологические замеры, фокус-группы или экспертные опросы. При отсутствии доступа к оккупированным территориям сложно понять не только структуру населения, но и его настроения.
Заново узнавать Крым придется уже после завершения войны.
«Особенный» правовой статус
Прежде всего, это проявляется даже на уровне административного деления. Когда люди говорят о Крыме, то все севастопольцы всегда подчёркивают, что Севастополь — это не Крым, и это очень важно, потому что, когда Севастополь был в составе Украины, ну как бы фактически, Севастополь был городом прямого подчинения Киеву, то есть он не относился к Автономной Республике Крым.
Особый статус города проявляется, помимо всего прочего, в его административном устройстве — что при Украине, что при России (если не ошибаюсь, официально Севастополь является отдельным регионом с 1996 года).
(Цитаты из интервью с севастопольцами, текст отредактирован, содержание не изменено).
Говоря о нарративе «особенного» Севастополя, невозможно обойти стороной еще одну важную его составляющую — его правовой статус, про который любят напомнить сами севастопольцы, подчеркивая исключительность города.
Из-за того, что Севастополь строился как база военно-морского флота, на протяжении истории его статус, действительно, выделялся в правовом поле. Так, лишь через четыре года с момента основания, в 1787 году, город получил статус военно-морской базы, подчиненной напрямую Санкт-Петербургу, и стал отдельным административным округомГород управлялся военно-морской администрацией, которая назначалась напрямую из Санкт-Петербурга, а во главе города стоял генерал-губернатор, который также командовал Черноморским флотом.. В 1804 году Севастополь был признан «главным военным портомУказом Императора Александра I Правительствующему Сенату от 23 февраля (6 марта) 1804 года.», куда было запрещено заходить коммерческим кораблям. В советское время, несмотря на административные изменения, Севастополь сохранял свое стратегическое значение: в 1948 году он стал самостоятельным административно-хозяйственным центром. Россия любит манипулировать этим фактом, пытаясь оспорить принадлежность Севастополя Украине, однако, как пишут исследователи центра «Прометей», решение 1948 года не означало создания отдельной административно-территориальной единицы для Севастополя, так как понятия «самостоятельный административно-хозяйственный центр» и «город республиканского подчинения» не были закреплены в законодательстве СССР. Севастополь оставался частью Крымской области, и в решениях 1954 года о передаче Крыма Украине Севастополь упоминался наравне с другими городами региона [5, c. 34−36]. Более того, в Конституции Украинской ССР 1978 года Севастополь упоминается наравне с Киевом, тогда как в Конституции РСФСР значились Москва и Ленинград. В 1991 году жители Севастополя поддержали1 декабря 1991 года на всеукраинском референдуме 57,1% жителей Севастополя проголосовали за независимость Украины. Для сравнения: в Крыму за независимость Украины проголосовало 54,2% избирателей. независимость Украины, а в Конституции Республики Крым 1992 года Севастополь был признан частью Крыма.
Проблемы со статусом Севастополя начались после распада СССР. В декабре 1992 года на VII Съезде народных депутатов РФ был рассмотрен вопрос о статусе города. Чуть позже, 9 июля 1993 года, российский парламент принял постановление, подтверждающее «российский федеральный статус» Севастополя, и поручил правительству РФ провести переговоры с Украиной. Но инициатива депутатов шла вразрез с политикой Ельцина по проходящим тогда переговорам с Украиной о Черноморском флоте, поэтому она не была выполнена [5, c. 35]. 20 июля 1993 года Украина оспорила постановление о Севастополе на заседании Совета Безопасности ООН, где представитель России Юлий Воронцов передал слова Ельцина о том, что ему стыдно за действия российских депутатов. В итоге Совет Безопасности ООН подтвердил свою приверженность территориальной целостности Украины и объявил постановление российского парламента недействительным.
Севастополь в Украине был определен как «город со специальным статусом», наряду с Киевом, согласно Конституции Украины 1996 года. В таком статусе он и остается до сих пор, хотя дискуссии о его отмене в Украине периодически ведутся и по сей день. Россия же после аннексии Крыма в 2014 году выделила Севастополь как «город федерального значения» наравне с Москвой и Санкт-Петербургом.
Россия использовала особый правовой статус города для легитимизации своих территориальных претензий и укрепления военного присутствия на полуострове на протяжении всех этих лет. Споры о нем начались из-за долгих и сложных переговоров о принадлежности Черноморского флота после распадаВоенно-морской флот (ВМФ) СССР был размещен на территории большинства союзных республик, вопрос о его судьбе за пределами России решался по-разному: выводом сил флота на территорию РФ (как это произошло в Эстонии, Латвии и Литве), разделом флота между РФ и новой независимой республикой (как это случилось в Азербайджане) или легализацией присутствия ВМФ РФ на территории постсоветской республики (в случае с Украиной). СССР. Россия не хотела терять флот и базы на территории Украины, стремясь сохранить свое влияние на ее политику. Украина же стремилась установить контроль над Черноморским флотом, поскольку его основная часть находилась на её территории, включая главную базу в Севастополе.
В 1992 году начались первые крупномасштабные действия России против Украины, нацеленные против передачи части Черноморского флота под контроль Украины. Когда 880-й отдельный батальон морской пехоты принял украинскую присягу, российский штаб немедленно распорядился его расформировать и усилил комплектование флота исключительно российскими военными. В июле 1992 года российская десантно-штурмовая группа захватила военную комендатуру Севастопольского гарнизона, после того как её личный состав принял присягу на верность Украине. Кульминацией конфликта стал отход сторожевого корабля СКР-112 под украинским флагом в Одессу, сопровождаемый попытками российского флота остановить его силой[7]. В 1993−1994 годах Россия продолжала провокации, поддерживая сепаратистские настроения в Крыму. В ответ на ее действия, Украина была вынуждена ввести в Крым крупные силы Нацгвардии и пограничников. В конечном итоге процесс раздела завершился в 1997 годуВ обмен на 31,7% флота (из украинской доли 50%) Россия погашает $526,509 млн государственного долга Украины. Соглашение о базировании ЧФ РФ на территории Украины действует в течение 20 лет с автоматическим продлением на пятилетние сроки, в случае согласия сторон. Сумма ежегодного погашения части украинского государственного долга за базирование ЧФ РФ в Украине составляет $97,75 млн., когда Россия получила большую часть флота и соглашение о базировании флота в Крыму до 2017 года в обмен на списание части украинского государственного долга. Во время президентства Леонида Кучмы и особенно Виктора Ющенко, Киев прямо сообщал, что рассчитывает на вывод флота на российскую территорию в установленный срок. Но Россия не готовилась к выводу флота и демонстрировала уверенность, что Черноморский флот останется в Крыму. Ситуация изменилась с приходом к власти пророссийского президента Виктора Януковича. В рамках Харьковских соглашений 2010 годаСогласно им, срок действия соглашений 28 мая 1997 г. был продлен на 25 лет (до 2042 г.). С момента вступления соглашения в силу Россия снижает цену за поставки природного газа в Украину на сумму до $100 за кубометр. Начиная с 28 мая 2017 г. Россия должна платить аренду за базирование ЧФ РФ в Украине в размере $100 млн в год., в обмен на скидку на газ, срок пребывания Черноморского флота России в Крыму был продлен до 2042 года. После захвата Крыма весной 2014 года МИД России сообщил о расторжении соглашений 1997 и 2010 годов. Со своей стороны, Украина не прекратила действие соглашений, считая их сохранение целесообразным для использования в судебных процессах против Российской Федерации в международных судах.
Безусловно, Черноморский флот России всегда оказывал значительное влияние на общественную жизнь Крыма, и особенно Севастополя. В 1990-ых и 2000-ых годах зарплаты российских военнослужащих многократно превышали средние по городу. Большинство уволенных с военной службы офицеров Черноморского флота оставались жить в Севастополе. Российская пропаганда утверждала, что Черноморский флот является основной экономической опорой Севастополя, без которого город не может существовать. Однако, как пишет центр «Прометей», реальная ситуация свидетельствовала о постоянном снижении экономической роли флота, так как в городе активно развивался сектор услуг и приходили инвестиции из разных источников. Более того, флот имел хронические задолженности за коммунальные услуги, перед наемными строителями и налоговой службой[5, с.50−51].
Россия всегда использовала Черноморский флот для усиления идеи о «русскости» Севастополя. Так в 1990-х годах флот устанавливал памятникиВ 1996 году в центре Севастополя был установлен памятник в честь 300-летия российского флота с лозунгом «Черноморскому флоту быть». С 1993 года по инициативе Черноморского флота в Севастополе было установлено более 30 мемориальных объектов., связанные с российской историей, управлял культурно-образовательными учреждениями общественного значения — актовыми залами, музеями, библиотекой, драматическим театром, детскими садами и школой. А в 1999 году на территории военного городка Черноморского флота были построены корпуса для филиала Московского государственного университета имени Ломоносова. В 1990-х и 2000-х годах в Севастополе отмечались праздники, связанные с ВМФ России, самым популярным из них был День ВМФ России, который отмечается в последнюю неделю июля. Обязательными элементами праздника были парад военных кораблей, показательные стрельбы и демонстрация профессиональной подготовки специальных подразделений флота. Президенты РФ несколько раз лично присутствовали на таких военных парадах, подчеркивая неразрывную связь Севастополя с Россией.
Черноморский флот активно участвовал в политике Крыма, поддерживая пророссийских активистов и политические группы в 1990-х и 2000-х. Например, в типографии флотского издания «Флаг Родины» печатались откровенно антиукраинские и сепаратистские материалы. Более того, офицеры флота предоставляли закрытую (в том числе разведывательную) информацию активистам пророссийских группировок[5, с.52].
Россия всегда активно поддерживала стремление севастопольцев подчеркивать свою уникальность, поскольку вкладывала в идею «особенности» города отдельность от Украины, но не от России. Более того, она сама сформировала нарратив о том, что Севастополь является неотъемлемой частью российского культурного и исторического пространства, и именно этим он уникален. Таким образом, «особый» правовой статус Севастополя выгоден России, так как он не только укрепляет идею исключительности города, но и способствует созданию альтернативной идентичности, несовместимой с украинской и даже крымской.
Заключение
Севастополь – ядро колонизационной политики России, которую она ведет в Крыму на протяжении вот уже нескольких столетий. В ее основе — многослойный и искусственно сконструированный нарратив о том, что Севастополь — «особенный» город. С момента основания города, российская пропаганда переписывала его историю так, чтобы закрепить и усилить этот нарратив.
В основе севастопольской городской идентичности лежит оторванность от этнических корней, а также смесь великоимперских и советских мифов. Закрытость города и его особый правовой статус также сформировали «особенную» демографию города — преимущественно российских военных и тех, кто был лоялен российской власти. Все украинское и крымскотатарское в Крыму и особенно в Севастополе выставлялось как враждебное и чужеродное.
В противоречие этому, я всегда подчеркиваю: я — украинка, крымчанка, севастопольчанка. Россия на протяжении столетий прилагает все усилия, чтобы стереть такую мою идентичность. Для того чтобы ей противостоять, важно деконструировать те нарративы, которые она использует в своих колонизационных целях, показать, что они — искусственны.
Эта работа началась для меня с исследования моей семейной истории. Мои бабушки и дедушки приехали в Крым в послевоенные годы из Бурятии, Чувашии, Сибири и украинского Донецка. Все они стали крымчанами, часть из них — севастопольцами. Все они бессознательно стали орудием Российской империи в ее стремлении уничтожить коренное население и колонизировать полуостров. Некоторые из них стали носителями той «особенной» искусственной идентичности, которую я исследую в этом тексте, и забыли о своих корнях. Однако были и те, кто не забыл и передал эту память мне. Так, оказавшись в Крыму, на землях депортированного народа, они — тоже вынужденные переселенцы — стремились узнавать историю Крыма не из официальных источников, а из таких же личных историй своего окружения — их соседей, друзей, коллег на работе и всех, кто им встречался. Так складывалась другая — их собственная, многослойная — идентичность. Она взята не из сконструированных пропагандой нарративов, а соткана из личного опыта, переживаний и общения с другими переселенцами и крымскими татарами, которые возвращались в 1990-х в Крым. Их сложный опыт помог мне понять, как важно не забывать свои корни и исследовать историю своей собственной семьи, чтобы не стать заложниками чужих нарративов и понимать, откуда и почему мы оказались именно здесь. Осознание того, как моя семья попала в Крым, стало ключевым моментом в понимании сложности этого региона и тех процессов, которые формировали его современный вид.
Я надеюсь, что те крымчане и севастопольцы, которые не принадлежат к коренным народам полуострова, также заглянут в свои семейные истории и вместо сконструированной Россией идентичности отыщут свою собственную, без навязанных ролей извне. Она может быть сложной, многослойной, даже неудобной, но это будет началом сложного пути деколонизации своего мышления и понимания Крыма.